№ 1-2001-1/2 |
А.П.Кабанова _________
В Международном Центре Рерихов осенью 2001 года откроется уникальная экспозиция. Она могла бы оказать честь лучшим залам московских художественных музеев. Это юбилейная выставка к 100-летию со дня рождения Катерины Белокур, Народной художницы Украины. Уникальная самобытность и масштаб ее дарования, та необычайная сила духа, с какой отстояла она право осуществить свой талант, поражают. На выставке ЮНЕСКО 1958 года в парижском Лувре ее полотна восторженно оценил Пабло Пикассо.
Творческая судьба художницы – крестьянки из глухого украинского села – одна из неповторимых страниц мировой живописи.
Утонченно-изысканное творчество Катерины Белокур вряд ли можно отнести к наивной живописи гениальных самоучек – таких, как Пиросмани, Руссо, Приймаченко… Хотя картины ее и хранятся в Киевском Музее народно-прикладного искусства. Феномен Белокур, наверное, не в том только, что бедная крестьянка, никогда не ходившая в школу, сама постигавшая грамоту и основы рисования, стала великой художницей. Как чудо воспринимается космический масштаб ее мироощущения. Особенно если учесть, что главной темой ее живописи были цветы, которые называла она «очами земли».
Ровесница ХХ столетия, прожившая 60 лет, она изведала не только муки и тяготы железного этого века, но и узнала трагическое непонимание близких, агрессивное отталкивание всего окружения, чуждого тому, что для Катри было смыслом жизни.
Как же при всем этом смогла она собрать в себе и оставить нам столько света и чистой радости – того, что я называю Космосом Катерины Белокур?
Картина «Полевые цветы» в первый момент показалась мне небом: в голубом сиянии, словно всплыв из глубин мироздания, проступали цветы. Из млечной дымки своих аур они смотрели на меня, как дивные очи непостижимо-прекрасного мира. У меня вдруг перехватило дыхание: вот оно – совершенство, вот она – вселенская гармония, где все со всем согласно и где ни один цветок в многосложной композиции не противоречит другому, но только подчеркивает прелесть всех и каждого.
В скромном музейном зале, один на один с миром не известной мне доселе художницы, я почувствовала дыхание Божественной любви. По ее законам творила Катерина Белокур, отдаваясь «святому малярству», как называла она свое творчество.
«В будни мне рисовать запрещалось, – вспоминала она в одном из писем о своей ранней юности. – Разрешалось делать, что хочу, лишь в воскресенье, после обеда. Только тогда я могла или с дивчатами гулять, или читать. А захочу, мне говорят, то могу и головой своей неспокойной о пень биться». И чем старше становилась она, тем больше приходилось ей биться головой о «пень» родительских запретов: рисование считалось в крестьянском доме пустой и непозволительной тратой времени.
И еще из письма, тоже свидетельство той жизни: «Мама, бывало, плачет даже: вот, говорит, наказал нас Бог дочкой. У людей в этом возрасте дочки уже замуж вышли, их матери зятей имеют… Осенью 1933 года говорю отцу и матери: «Дальше откладывать не могу, а буду учиться рисовать». Отец посмотрел на меня так, будто я ему сказала, что поставлю лестницу и полезу на луну. «Да где это слыхано, чтоб необразованная баба-крестьянка вдруг стала художницей? Да такого еще белый свет не видывал!» «Ну, если не видывал, то пусть и такое увидит», – ответила я, утирая слезы. «Ну, рисуй, будь ты проклята! Ни брани, ни слов ты не слушаешь, а бить я устал». С таким вот благословением я и стала учиться рисовать. Копала, садила, полола, собирала, пряла, ткала и все дела делала, а в промежутках рисовала. И за это меня звали… паразитом и лентяюгой».
В домашних войнах победителей не бывает – мучаются все. Доведенная до отчаяния, Катря однажды поздней осенью побежала на пруд. На глазах родителей вошла в ледяную воду – сначала по колено, потом по пояс, по грудь, по шею… И только тогда остановилась, как услышала с берега: «Да рисуй ты, сумасшедшая! Выходи!»
А как училась рисовать? Где-то что-то прочла, от кого-то услышала: как художники маслом пишут, как самой можно краски делать, кисти мастерить… Ну, а полотно сама ткала, сызмальства приспособилась – брала кусок холста, уголек и рисовала.
«А рисовала я тогда не виды, – вспоминала потом. – А все каких-то птиц фантастических».
Может, потому их рисовала, что и сама, как птица, стремилась ввысь, в неведомую даль. Все лучшие ее картины – это вознесенные над землей фантастические композиции из трав, цветов, листьев… Фантастические и в то же время очень реальные: каждый цветочек скрупулезно выписан, а все вместе они в невероятных сочетаниях вынесены художницей куда-то в поднебесье – в туман, в свет вечерних сумерек…
Импровизационный характер придает этим композициям особую прелесть и непосредственность. Известно, что Катерина Белокур никогда не делала на холсте первоначального наброска, даже общего плана, а начинала с одного цветка. Думаю, таким образом оставляла она себе возможность для бесконечного поиска.
Думая о Катерине Белокур, вспоминаю по контрасту, знаете кого? Великого художника трагической судьбы, Винсента Ван Гога. Помните его «Подсолнухи»? Они воспринимаются как что-то тревожное, словно в этих солнечных цветах запечатлелась вся горечь жизни. А Катерина Белокур несла в свои полотна только благоговейный восторг перед щедростью земли, которая дарит человеку свою любовь – цветы.
«О, как радостно, – пишет она в зрелые уже годы, – что есть возможность работать каждый день: не чувствуешь ни старости, ни одиночества. Ведь из-под кисти твоей каждый день появляется на полотне что-то новое, прекрасное, чудесное». Письмо написано в тот период, когда «святое малярство» увидели наконец и художники, и зрители в Полтавском доме народного творчества. Произошло это в 1940 году.
А случилось все так: услышала Катерина по радио чудный голос Оксаны Петрусенко и так прониклась сердечностью ее пения, что послала певице письмо-исповедь, где и о своей доле ей поведала. Певица откликнулась и помогла Катерине связаться с Полтавским домом народного творчества. И там наконец художница обрела понимающих друзей. С их помощью впервые приехала в Киев, услышала в театре оперу, обошла художественные музеи. И не только киевские. Увидела она и Третьяковку в Москве, и другие замечательные музеи. Это было как в счастливом сне…
Но сон длился недолго – началась война, опустилась ночь оккупации. Большая коллекция работ Катерины Васильевны сгорела в Полтаве. Нетрудно представить, каким испытанием для нее были те годы. Но и в войну, и в послевоенную разруху не оставляла художница своей работы. В 43-м году написала она невероятное по утонченной красоте и изяществу полотно – «Цветы на голубом фоне».
Вокруг длинного, вытянутого вверх стебля, увенчанного золотистыми головками лилий, собраны алые пионы, гроздья сирени, розы, садовые ромашки… Цветы располагаются почти горизонтально, пересекая в центре главную вертикаль картины – стебель лилии, и образуют некую конфигурацию, напоминающую крест. Крест из ослепительных соцветий, утопающих в глубокой синеве…
Не думаю, что художница сознательно стремилась написать крест, выстраивая композицию. Хотя кто знает? Но вероятнее всего, вышло все интуитивно, ведь в те годы весь народ наш нес крест, преодолевая вражеское нашествие. У Катерины Белокур крест из прекрасных цветов стал символом Надежды, Веры и Любви. Любви к истерзанной родной земле, к ее красе, не иссякающей даже в страшные времена. Надежды и Веры в закон гармонии, который должен же наконец восторжествовать! И для всего народа, и в собственной ее судьбе.
Но на роду ей было написано иное. Даже тогда, когда ее работы были выставлены в парижском Лувре и восхитили не только Пабло Пикассо (свидетельством необычайного успеха стало похищение двух ее картин из хорошо охраняемого музея), даже тогда сопровождала ее по жизни тяжелая нищета, насмешливое пренебрежение большинства односельчан, считавших художницу… слегка тронутой.
В 1986 году я побывала на родине Катерины Белокур в ее Богдановке. В мемориальном доме-музее познакомилась с Ольгой Климовной Белокур (в Богдановке полсела – Белокуры). В прошлом учительница украинского языка и литературы, уйдя на пенсию, смотрела она за домом-музеем, нарядно убранной белой украинской хатой. Ольга Климовна хорошо помнит знаменитую свою землячку:
– Знаете, она все время спешила и всегда работала стоя. «Пока я сяду, да встану…» Времени ей жалко было, старалась больше успеть. Спросишь ее: «А когда вы читаете?» Усмехнется: «Когда кушаю». Печку топит и приговаривает: «Сколько бы я за это время нарисовать успела». Знала я Катерину Васильевну с 1947 года. Задушевный была человек!.. В самую душу вам заглядывала… А вот тут ее самодельные кисти и краски – все делала сама…
Рассказывая это в нарядном музее, Ольга Климовна не стала вспоминать для заезжей столичной журналистки, какой была здесь обстановка в последние годы жизни художницы. Катерина Васильевна, уже смертельно больная раком, жила тогда с 90-летней матерью, и это время стало для нее последним и самым тяжелым испытанием: полная заброшенность, старая хата с земляным полом, прокопченная печка с охапкой хвороста, сырость по углам…
Печальный мир!
Даже тогда, когда
расцветают вишни,
Даже тогда…
Исса
Японские трехстишия часто приходят мне на память, когда я думаю о Катерине Белокур. Кажется, из всех художников ее творчество более всего созвучно искусству японских живописцев прошлого. Ведь они тоже умели увидеть космос в чашечке цветка…
Чужих меж нами нет!
Мы все друг другу братья
Под вишнями в цвету.
Исса
Да, все мы братья перед лицом красоты. Помните, у Николая Рериха: «Красотою объединяемся. Красотою молимся. Красотою побеждаем».
И кто знает, состоялась бы эта художница, имей она другую судьбу, благополучную? Всей душевной силой гениально одаренного человека противостояла она враждебным обстоятельствам. И победила.
И только неосуществленное в ее жизни материнство тосковало в ней, выплескиваясь на полотна последних картин, коими, к слову сказать, пренебрегли тогдашние искусствоведы. После смерти художницы, приехав в Богдановку, они посчитали их «сюром», не пригодным для столичного музея. Зато школьный учитель математики из соседнего с Богдановкой райцентра Александр Степанович Непорожный подобрал «никому не нужные» картины и создал в своем городке замечательную экспозицию. Слава и благодарность ему наша за спасенную красоту!
Придет сегодняшний зритель на встречу с замечательной художницей и долго будет смотреть в задумчивости, как с высокой синевы небес спускается к земле люлька, а в ней крохотный мальчик, сынок, которого так и не дождалась Катря. Рядом с люлькой – подсолнух, то ли плачет, то ли утешает:
– Разве я не сын тебе, Катря? Посмотри, сколько кругом твоих деток! Ты им дала вечную жизнь на своих картинах. Ты усыновила и удочерила все цветы матери-земли… Родине и людям подарила художница вечную гармонию и любовь, и в этом был смысл, высшая истина ее жизни.