№ 48-2013-2 |
П.И. Крылов _____________
Переписка С.Н. Рериха с академиком Н.И. Вавиловым – одна из самых ярких и известных страниц в истории биологических исследований созданного Рерихами Института Гималайских исследований «Урусвати». О Вавилове с гордостью упоминают все, кто пишет об «Урусвати»: еще бы, сам знаменитый Вавилов заинтересовался его работой! Тем более что письмо Н.И. Вавилова С.Н. Рериху известно уже давно – оно было впервые опубликовано еще в 1970 году[2], а потом его текст неоднократно переиздавался.
Николай Иванович Вавилов (1887–1943) – российский и советский ученый-генетик, ботаник, селекционер, географ, академик АН СССР, АН УССР и ВАСХНИЛ. Он был организатором и участником ботанико-агрономических экспедиций, охвативших большинство континентов Земли (кроме, пожалуй, только Австралии и Антарктиды). В ходе этих экспедиций были выявлены древние очаги формообразования культурных растений. Вавилову принадлежит создание учения о мировых центрах происхождения культурных растений, обоснование учения об иммунитете растений, открытие закона гомологических рядов в наследственной изменчивости организмов. Вавилов внес существенный вклад в разработку учения о биологическом виде, под его руководством была создана крупнейшая в мире коллекция семян культурных растений. Он заложил основы системы государственных испытаний сортов полевых культур, сформулировал принципы деятельности главного научного центра страны по аграрным наукам, создал сеть научных учреждений в этой области.
Его научная и научно-организационная работа была поначалу оценена очень высоко. Н.И. Вавилов – президент (1929–1935), вице-президент (1935–1940) ВАСХНИЛ, президент Всесоюзного географического общества (1931–1940), основатель (1920) и бессменный до момента ареста директор Всесоюзного института растениеводства (ВИРа) (1930–1940), директор Института генетики АН СССР (1930–1940), член Экспедиционной комиссии АН СССР, член коллегии Наркомзема СССР, член президиума Всесоюзной ассоциации востоковедения. В 1926–1935 годах – член ЦИК СССР.
Но с середины 1930-х годов началась его травля, его «путь на Голгофу». Об этом сейчас много написано, приведу только две ссылки – на книгу Марка Поповского «Дело академика Вавилова» и статью Ю.Л. Вавилова и Я.Г. Рокитянского «Голгофа: Архивные материалы о последних годах жизни академика Вавилова (1940–1943)»[3].
Знакомство с этими и другими материалами заставляет несколько по-иному взглянуть на переписку между Институтом «Урусвати» и ВИРом, и взгляд этот вызывает иное чувство – чувство глубокой печали. Судя по всему, переписка Вавилова с Индией была использована как один из пунктов обвинения Николая Ивановича, приведшего к его аресту, заключению и к безвременной смерти от истощения в саратовской тюрьме в 1943 году. Хотя начиналось все вполне мирно.
Желая расширить научные связи Института «Урусвати» вообще и с Советской Россией в особенности, 12 декабря 1936 года Святослав Николаевич Рерих отправил Вавилову свое первое письмо. В нем он сообщил о том, что Рерихи с большим вниманием следили за экспедициями и научными достижениями Николая Ивановича, за его исследованиями, связанными с Азией. Он выражал надежду, что сборы и гербарии «Урусвати» могут представлять для возглавляемого Вавиловым Всесоюзного института растениеводства интерес, и прилагал к письму посылку с образцами семян 12 видов местных лекарственных растений[4].
Письмо и посылка с семенами из далекой Индии благополучно достигли адресата и, безусловно, заинтересовали Вавилова. Именно горные территории, очаги горного земледелия, являлись одним из объектов его пристального внимания[5]. Тем более что семена были из Индии, со склонов Гималаев.
Как известно, экспедиция в Индию входила в планы ученого, но так и не была осуществлена. Об интересе Вавилова к Индии лучше всего, пожалуй, говорит его письмо Нобелевскому лауреату по физике 1930 года индийцу Чандрасекаре Венкате Раману (мы привычно употребляем слово «Раман» как фамилию, хотя в тамильских языках фамилий нет; Венката Раман – имя, Чандрасекара – отчество. – П.К.), написанное 1 июня 1938 года:
«Получил Ваше любезное письмо, в котором Вы известили меня о моем избрании Почетным членом Индийской Академии наук. В своей научной работе я всегда очень интересовался Индией, ее древней, оригинальной и великой культурой, ее великими достижениями. Мои исследования проблем происхождения культурных растений и мирового земледелия дали мне возможность понять ту огромную роль, которую Индия сыграла в развитии мирового земледелия. Я высоко ценю большую честь, которую Вы мне оказали, избрав меня Почетным членом Индийской Академии наук…»[6]
Видимо, права Л.В. Шапошникова, подчеркнувшая важную роль в общении с Вавиловым не только Святослава Николаевича Рериха, но и его отца: «Рерих и Вавилов были единомышленниками в науке. Николай Иванович искал древние очаги культурных растений, Николай Константинович – древние очаги цивилизаций. Одно неразрывно связано с другим. Поиски привели и того и другого к горам. Но один в них уже жил, а другой только стремился. Однако Гималаи оказались недосягаемыми для Вавилова. С территории Советского Союза доступ туда был прочно закрыт. И поэтому связь с «Урусвати» стала для Вавилова каким-то выходом из положения. Николай Константинович хорошо понимал это. Он сам следил за тем, чтобы связь с Вавиловым была регулярной, чтобы посылки с образцами нужных Вавилову растений доходили вовремя»[7].
Попасть из СССР в Британскую Индию было, конечно, совсем не просто, но, как свидетельствуют письма, крупнейшие индийские ученые так настойчиво приглашали Вавилова приехать туда, что, скорее всего, ему бы это удалось, индийскую визу он бы получил. Проблема была в том, что с 1937 года, как теперь известно, выезд за границу Вавилову вообще был заказан[8].
Письма и посылки из Индии в Ленинград шли через Латвийское общество имени Рериха. Его председатель Рихард Рудзитис писал Николаю Константиновичу и Елене Ивановне Рерихам 1 января 1937 года: «Я получил также 3 экз. третьего тома Урусвати[9]. Жду известий, кому послать. 1 экз., согласно указания Владимира Анатольевича (Шибаева, секретаря Н.К. Рериха. – П.К.), пошлем в то же учреждение, куда будут посланы и семена»[10].
В Центральном государственном архиве научно-технической документации Санкт-Петербурга сохранилось и одно из писем Рудзитиса Вавилову. Написано письмо 8 марта 1937 года на бланке Латвийского общества.
«Директору Всесоюзного Института Растениеводства. Ленинград, ул. Герцена, № 42 и 44.
По поручению директора Гималайского Института Научных Исследований Ю.Н. Рериха, сегодня высылаю Вам почтовою посылкою изданный упомянутым институтом журнал «Урусвати № 3». Институту желательно было бы получить отзывы представителей научных учреждений С.С.С.Р. по вопросам, затронутым в журнале. Отзывы могут быть даны и на русском языке.
Присовокупляю, что по поручению заведующего медицинским отделом Гималайского Института, 16 января с/г. из Риги были Вам отправлены Д-ром Гаральдом Лукиным (Бривибас иела, № 31, дз. 19) в 4-х почтов. посылках семена, присланные Институтом для переотправки в Ленинград. Нам желательно было бы получить Ваше подтверждение в получении вышеупомянутых посылок.
Остаюсь с искренним уважением к Вам
Р. Рудзитис
Председатель Общества Рериха в Латвии»[11]. Как уже говорилось, посылки эти дошли, и в тот же день – 8 марта 1937 года, то есть еще до получения письма-напоминания от Р. Рудзитиса, – Вавилов ответил Рериху.
Присланные из Кулу семена лекарственных растений самого Вавилова интересовали мало, он передал их в Секцию лекарственных растений, возглавляемую Г.К. Крейером. А вот культурные растения, используемые в пищу, – злаки, бобовые и др. – из предгорий Гималаев представляли бы и для него, и для многих других сотрудников ВИРа огромную ценность.
Об этом он и написал С.Н. Рериху: «Я читал и слышал о том, что Вы провели интересную экспедицию в самые значительные районы земли – в Гималаи, в Тибет; мы можем только мечтать об этих районах, которые исследованы чрезвычайно мало. <…> Было бы крайне интересно получить при Вашей помощи семена пшеницы и ячменя, льна и зерновых бобовых из этих районов. Если бы представилась возможность получить хотя бы несколько образцов этих растений, мы были бы Вам чрезвычайно признательны»[12]. Он спросил Рериха, не знает ли тот о существовании какой-либо литературы по земледелию Тибета, и приложил к письму свою брошюру «Ботанико-географические основы селекции растений».
Как уже говорилось, об этом – единственном – письме Н.И. Вавилова к С.Н. Рериху было известно давно. Сегодня самое загадочное в той первой публикации, пожалуй, заключается в примечании, сделанном составителями: «С.Н. Рерих – сын известного художника Н.К. Рериха, живший в Индии, с которым Н.И. Вавилов находился в продолжительной переписке» (выделено мной. – П.К.)[13]. Что это за продолжительная переписка, если известно только одно письмо Н.И. Вавилова и три письма ему С.Н. Рериха, причем все они были отправлены в сравнительно короткий период времени – с 12 декабря 1936-го по 16 июля 1937 года? Об этом пока остается только гадать.
19 апреля 1937 года С.Н. Рерих подготовил ответ Н.И. Вавилову. В нем он писал: «Глубокоуважаемый Николай Иванович, очень рад был получить Ваше письмо от 8 марта с.г., из которого вижу, что семена, посланные для руководимых Вами учреждений, дошли сохранно. Также буду способствовать Вашим запросам касательно образцов и семян зерновых, бобовых и других растений – при ближайшей возможности вышлю Вам здешние виды. <…> Посылаю для Вашей библиотеки три номера журнала нашего Института и благодарю Вас за Ваш труд, в котором так много ценных для нас сведений и выводов. Нам неизвестны специальные труды по агрикультуре Тибета, но у нас есть записи и наблюдения, которые я соберу и перешлю Вам. <…> Сейчас готовится книга о флоре западных Гималаев, основанная на наших гербариях. Но должен сказать, что новый материал поступает постоянно. Есть и новые виды, что при богатстве здешнего края не удивительно. <…> Будем очень рады, когда приведется встретиться, побеседовать с Вами о Ваших достижениях, о которых нам столько доводилось слышать и читать»[14].
С.Н. Рерих, в отличие от Вавилова, интересовался именно лекарственными растениями, возможностями их медицинского использования и разведения – как в Кулу, так и в других местностях. Видимо, просьба Вавилова о присылке семян и гербария культурных растений вызвала у него определенные затруднения. Поэтому он тут же начал активную переписку с Султаном Ахмедом Чоудхури (Dr. Sultan Ahmed Choudhry), ботаником из ближайшего к Кулу Пенджабского университета в городе Лахоре (теперь в Пакистане).
С момента создания Института «Урусвати» с его обширной программой медико-биологических исследований Рерихи понимали, что только своими силами эту программу им не выполнить. Святослав Николаевич увлекался биологией, но именно увлекался. Нужны были профессионалы – ботаники, биохимики. Причем желательно местные, хорошо знающие флору этого района, способные принимать участие в полевых исследованиях «Урусвати»; да и переписка с ними не отнимала бы много времени.
Еще в 1932 году Юрий Николаевич Рерих писал директору ботанического сада в Нью-Йорке Э.Д. Меррилу: «Думаю, что опытный фармаколог с хорошим знанием ботаники и прилежный местный сборщик растений, а также человек, знающий местные названия растений и правила их использования, – это то, что нам нужно. Следуя Вашим советам, я связался с профессором Шив Рам Кашьяпом, профессором ботаники Пенджабского университета, и сейчас он сообщил мне, что у него есть два кандидата, обладающих необходимой квалификацией»[15].
Профессор Шив Рам Кашьяп (Shiv Ram Kashyap, 1882–1934) – очень известный индийский ученый. Он начал работать в государственном колледже в Лахоре (позднее ставшем университетом) на должности профессора ботаники еще в 1906 году. Он сыграл важнейшую роль в создании гербария, содержавшего растения со всей Индии, а также из Индонезии, Китая, Филиппин. А созданный под его руководством раздел этого гербария, посвященный мхам и лишайникам, считался в то время крупнейшим в мире. Написанные им книги до сих пор не утратили своей научной ценности. Конечно, такой консультант был для «Урусвати» ценной находкой.
Для журнала «Урусвати» Шив Рам Кашьяп прислал подробное описание своего путешествия-паломничества к верховьям Ганги в Гарвальских Гималаях, леднику Ганготри, совершенного летом 1932 года. Отчет сопровождался серией прекрасных фотографий, сделанных автором[16].
Шив Рам Кашьяп дважды приезжал к Рерихам в «Урусвати» – первый раз летом 1933 года, а второй, вместе с группой студентов, – в марте 1934-го[17]. Но позже, в том же 1934 году, Шив Рам Кашьяп внезапно, в возрасте 52 лет, умер. Как, почему – мне пока узнать не удалось. С 1938 года основанная им лаборатория носит его имя.
После смерти профессора эстафету сотрудничества с «Урусвати» подхватил «один из двух кандидатов», молодой сотрудник Пенджабского университета Султан Ахмед Чоудхури. К нему и обратился за помощью С.Н. Рерих.
Восьмого мая 1937 года он запрашивал его: «Не могли бы Вы достать нам бобовые, дающие съедобные зерна, подобные пенджабским бобам, гороху и т.п. Нам понадобилось бы небольшое количество семян этих бобовых плюс два-три засушенных вида этих растений. Все растения должны быть местного, пенджабского происхождения. Полагаю, что в Пенджабе немало подобных растений. Для этой отдельной работы в нашем бюджете имеется 100 рупий. Как Вы думаете, можно ли достать семена за эту сумму? <…> Нам понадобится по одной унции семян каждого вида бобовых. Нас также могут заинтересовать местные разновидности пшеницы и льна, более или менее характерные для Пенджаба». К письму прилагался список с названиями 14 видов бобовых растений[18].
16 мая он снова спрашивал Султана Ахмеда: «Сколько разновидностей ячменя производится в Пенджабе, а также риса? Когда в Пенджабе начинается сезон пшеницы?»[19] Восьмого июня: «Был бы признателен получить немного семян и образцов волокнистых растений. Не знаете ли Вы, что это за разновидность боба, которую местные жители называют “rong”? Похоже, что это Phaseolus vulgaris (фасоль обыкновенная. – П.К.). Она имеет множество разновидностей цветовой градации от белой и красной до черной. Надеюсь, Вы будете успешны в Ваших коллекциях»[20].
Судя по следующему письму, сбор семян шел вполне успешно. 16 июня С.Н. Рерих написал Султану Ахмеду: «Большое спасибо за Ваше письмо и за семена, которые пришли на следующий же день в хорошем состоянии. Если возможно, дайте, пожалуйста, латинский эквивалент. Я пометил их местными названиями и их английскими эквивалентами. <…> Буду признателен за скорый ответ, так как дело срочное. Позже я вышлю Вам некоторые растения для идентификации. Надеюсь, что Вы сможете достать другие разновидности семян»[21]. Письмо от 12 июля: «Да, конечно, меня интересуют все разновидности пшеницы и ячменя. Рис также будет интересен, если сбор пенджабских его разновидностей не повлечет за собой особых трудностей, ведь наш бюджет на это ограничен. Что касается кукурузы с початками двойной величины, то нам было бы очень интересно получить и початок, и семена. Как я уже писал Вам, нам также будут интересны все разновидности бобовых. Надеюсь, что Вам удастся раздобыть все эти разновидности»[22].
Сам Святослав Николаевич тоже, конечно, активно занимался сборами в долине Кулу, в окрестностях Института «Урусвати».
И вот результат: три ящика с семенами культурных растений были отправлены через Ригу в Ленинград. В своем письме Н.И. Вавилову – третьем и последнем – он писал 16 июля 1937 года: «К сожалению, я вижу, что наш коллектор не пометил разновидности пшеницы и ячменя, но все виды Вам будут впоследствии высланы. Изолированность наших мест затрудняет сборы, и мы не могли еще включить семена из Лахуля и Спити – близлежащие долины, которые климатически и этнографически относятся к Тибету, но включены в Британскую Индию. <…> Если бы Вас заинтересовали сорта риса Пенджаба, можно было бы собрать их очень много, не менее 100 сортов. Наша долина хотя рис и сеет, но не имеет более двух или трех сортов, которые посланы Вам. Ради интереса мы включили в посылку три кормовые легуминозы (Astragalus, Lathirus & Pisum Arvensis) (астрагал, чина, горох посевной. – П.К.), последний употребляется в пищу и населением. <…> Есть еще один сорт кукурузы, который поспевает на месяц позже, но вдвое крупнее. Семена его мы тоже вышлем Вам в следующей партии. <…> Надеюсь, что эти посылки дойдут до Вас сохранно. Очень просим Вас известить нас об их получении, так как на таких далеких расстояниях бывают разные случайности»[23].
Вот, собственно, и все. Как в воду смотрел Святослав Николаевич насчет «разных случайностей». Больше писем от Вавилова Рерихи не получили, поэтому следующей партии семян не отправили, и так и не узнали, дошла ли до адресата первая.
Молчание Вавилова очень волновало всех Рерихов. Возможно, до них доходили какие-то сведения о том, что творилось в СССР в 1937 году.
Это беспокойство наглядно проявилось в письмах Николая Константиновича в Ригу, Рихарду Рудзитису, через которого, как уже говорилось, шла переписка с Ленинградом. Он постоянно спрашивал Рудзитиса: «Сообщите, пожалуйста, было ли от Вавилова подтверждение о получении посылок?» (письмо от 31 августа 1937 года); «Была ли получена почтовая расписка от Вавилова? Без ответа с его стороны трудно продолжать дальнейшие посылки. Если была расписка, то за его ли личной подписью или от учреждения?» (письмо от 19 октября). Тот же настойчивый вопрос звучит в письмах от 27 октября, 9 ноября, 15 ноября, 24 ноября 1937 года[24]. Очень показательная деталь: «…за его ли личной подписью или от учреждения?» То есть – не смещен ли? Не посажен ли? Но и рижане ничего от Вавилова не получили. К концу 1937 года Рерихи, видимо, смирились с тем, что ответа не будет. И поняли, что с Вавиловым что-то не так.
И вдруг в начале 1938 года в «Урусвати» пришло письмо от другого сотрудника ВИРа, некоего С.Н. Шунденко. Текст этого письма мне неизвестен, но, судя по ответу С.Н. Рериха, оно было вполне «ботанического» содержания. Вот что ответил на него Рерих 1 февраля 1938 года (что интересно, все письма Святослава Рериха к Шунденко написаны на английском языке):
«Уважаемый сэр, в ответ на Ваше письмо от 17 декабря с запросом о семенах фагопирума (Fagopyrum – гречиха. – П.К.), мы посылаем Вам пять его видов в отдельных конвертиках. Они были собраны нами в этом районе, за исключением одного, из Западного Тибета (он соответственно помечен). Мы пытались достать для Вашего Института особый вид, который, мы думали, будет представлять интерес для северных регионов. Однако ранний снегопад задержал возвращение каравана. <…> Некоторое время назад мы отправили по просьбе профессора Вавилова ассортимент семян, растущих в нашем регионе, но до сих пор не имеем ответа, получили ли Вы их. Есть еще одна партия семян, предназначенная для отправки в Ваш Институт, но мы решили повременить до получения Вашего подтверждения о благополучном прибытии первой»[25].
16 февраля 1938 года Шунденко что-то написал С.Н. Рериху (текст этого письма также пока не найден), но ясно, что он не ответил на главный заданный ему вопрос – о судьбе посланных Н.И. Вавилову трех ящиков семян.
С.Н. Рерих отозвался (письмо от 16 марта 1938 года): «Уважаемый сэр, в ответ на Ваше письмо от 16 февраля 1938 г. с сожалением сообщаю, что нам не ясно, получили ли Вы коллекцию семян сельскохозяйственных растений (перечень которых я еще раз прилагаю), которая была послана отсюда в начале июля 1937 года через Европу. Эти семена были собраны по просьбе профессора Вавилова, и эта партия включала самые неприхотливые растения нашего региона. <…> Я также не получил ответов на два моих письма от 19 апреля 1937 года и от 16 июля 1937 года, адресованные профессору Вавилову. <…> Три номера нашего журнала, адресованные опять же профессору Вавилову, также остались без уведомления о вручении. <…> В надежде услышать, что не все посылки потерялись, искренне Ваш, С. Рерих»[26].
Время шло, Шунденко молчал.
Письмо С.Н. Рериха С.Н. Шунденко от 11 июля 1938 года: «Не услышав Вашего мнения о моем последнем письме, у меня возникла мысль, что, возможно, некоторые письма потерялись; я буду очень признателен, если Вы свяжетесь со мной через мой парижский адрес»[27].
На это письмо Шунденко ответил, и 8 марта 1939 года С.Н. Рерих опять написал ему. Это последнее известное письмо из переписки «Урусвати» с ВИРом: «Что касается Вашего запроса относительно Picrasma Quassioides, то мы попытаемся послать Вам семена, как только они будут получены. Мы находимся вдали от мест распространения этого растения, и семена будут получены от нашего корреспондента»[28].
Picrasma quassioides, пикрасма – один из видов деревьев, широко распространенных в Азии. Кора этого дерева используется в медицине как антибактериальное средство, экстракты из древесины – как природный инсектицид. Складывается довольно любопытная картина: сначала Шунденко интересовали семена разных сортов гречихи, потом – дерево пикрасма, к пищевым культурным растениям никакого отношения не имевшее. Странный ботаник…
Решив, что Шунденко все же интересуется лекарственными растениями, С.Н. Рерих в том же письме вернулся к своей первой посылке семян, спрашивал, были ли растения высажены, если да, то где, каковы результаты их изучения. А в конце, в постскриптуме, снова интересовался судьбой отправленных Вавилову семян, «ассортимента экономически выгодных растений»[29].
Кто же такой С.Н. Шунденко? Об этом человеке достаточно подробно написал Марк Поповский в книге «Дело академика Вавилова». Позволю себе привести из нее пространную цитату. Речь сначала идет о так называемой «экспертизе» трудов Вавилова, проведенной вскоре после его ареста в 1940 году.
«А вот что рассказал прокурору Колесникову другой участник “экспертизы” – Алексей Клементьевич Зубарев, 1894 года рождения.
“Экспертиза проводилась так: в 1941 году, когда уже шла война с немцами, меня и Чуенкова вызвал в НКВД майор Шунденко и сказал, что мы должны дать заключение по делу Вавилова. Подробностей я уж не помню… Помню, однако, что целиком наша комиссия не собиралась и специальной исследовательской проверочной работы не вела… Однако когда нам был представлен готовый текст заключения (кто его составил, я не знаю), то я, как и другие эксперты, его подписал. Не подписать в то время заключение я не мог, так как обстоятельства были такие, что трудно было это не сделать”.
В показаниях Зубарева есть несколько строк, бросающих свет на фигуру, имеющую самое непосредственное отношение к пресловутой “экспертизе”. “Дополняю, что майор Шунденко, вызвавший меня и Чуенкова в 1941 году в НКВД по поводу заключения о работе Вавилова Н.И., раньше, в частности в 1938 году, работал во Всесоюзном институте растениеводства научным сотрудником, стоящим на позициях Мичурина – Лысенко”. Что же это за деятель науки, который променял халат исследователя на мундир сотрудника НКВД?
Степан Николаевич Шунденко – личность, старым вировцам хорошо памятная. “Что-то опасное чувствовалось в нем, в его щуплой, вертлявой фигуре, черных пронзительных, беспокойно шарящих глазах, – пишет профессор Е.Н. Синская. – Он быстро сошелся с другим, таким же отвратительным типом – аспирантом Григорием Шлыковым, и они вдвоем принялись дезорганизовывать жизнь института”. Синская вспоминает, что в конце тридцатых годов в ВИРе ходил стишок, довольно точно характеризующий эту пару:
Два деятеля есть у нас на “Ш”,
Как надоели все их антраша.
Один плюгав, как мелкий бес,
Начало имени его на “С”,
Другой на “Г”, еще повыше тоном,
В науке мнит себя Наполеоном.
Но равен их удельный вес.
И оба они “Г”, и оба они “С”.
Профессор Синская рисует портрет Шунденко, так сказать, в эмоциональном восприятии современников. Известный селекционер-генетик Михаил Иванович Хаджинов характеризует его с точки зрения конкретных фактов. “В 1937 году я работал в ВИРе, – вспоминает Хаджинов. – Однажды меня вызвали в партком и сделали выговор за то, что мой аспирант Шунденко не подает на защиту кандидатскую диссертацию. Я ответил, что Шунденко попросту не способен сделать диссертацию, для этого у него нет ни теоретических знаний, ни экспериментальных данных. “И все-таки, он должен иметь ученую степень, – заявили мне. – Не могли научить – пишите за него работу сами”. Как ни стыдно мне теперь признаться, но я действительно продиктовал Степану Николаевичу работу, за которую он как-то очень быстро получил ученую степень кандидата наук”.
Осенью 1938 года, несмотря на резкий протест Николая Ивановича (Вавилова. – П.К.), Шунденко был назначен заместителем директора ВИРа по науке. Вступив в должность, вчерашний аспирант открыто заявил, что не разделяет ошибочную позицию академика Вавилова в вопросах генетики и растениеводства. Новый зам. по науке заговорил о притаившихся в недрах ВИРа врагах, которых академик Лысенко рано или поздно выведет на чистую воду. Сразу после ареста Николая Ивановича Шунденко исчез из ВИРа. “Я встретила его весной 1941 года в Москве, – вспоминает бывшая вировка, доктор биологических наук Нина Александровна Базилевская. – Это произошло в кафе напротив ГУМа. Шунденко был в форме НКВД. Он улыбнулся, но не поздоровался со мной. Звания его я не разобрала, но говорили, что операция с Вавиловым его сильно возвысила. Впрочем, совершенно ясно, что сотрудником органов безопасности он был и раньше, когда учился в аспирантуре”.
Можно не сомневаться: майор госбезопасности Шунденко оказался для следователя Хвата[30] незаменимым помощником. Он знал, кто чем в ВИРе дышит, кого в чем следует обвинить. Никто другой не смог бы так быстро подобрать нужных следствию экспертов, так блестяще составить текст заключения экспертной комиссии, никто иной не смог бы подбросить следователю таких великолепных наукообразных формулировок, как кандидат биологических наук С.Н. Шунденко. “Поразительно невежественный Степан Николаевич не умел говорить публично, совершенно беспомощным оставался и в лаборатории и на опытном участке, но зато виртуозно организовывал противников Вавилова, был подлинным мастером интриг, – рассказывает академик ВАСХНИЛ М.И. Хаджинов. – О, такие люди делают свою работу не за страх, а за совесть. Служебное положение предоставляет им отличную возможность каждый день сводить личные счеты с человечеством. Гений гениальных, талант талантливых – для них – личное оскорбление…”»[31]
Похоже, Рерихи чувствовали, что с Шунденко, которому нужна была то гречиха, то пикрасма, дело неладно. Потому и писал ему Святослав Николаевич по-английски – любезно, но официально. Мне-то кажется, что никакие семена Шунденко вообще не интересовали. Ему хотелось одного – получить письменное – с подписью одного из членов семьи – подтверждение связей Вавилова с «американским шпионом» Рерихом.
29 июля 1940 года Н.И. Вавилов отправился в экспедицию на недавно присоединенную к СССР Западную Украину. «Вавилов и не подозревал, что эта экспедиция – еще одна, последняя, ловушка. Шестого августа 1940 года он был арестован в Черновцах. <…> Следствие длилось почти год. Обвиненный в шпионаже, приговоренный к высшей мере, Вавилов провел почти год в камере смертников. Затем смертная казнь была заменена двадцатью годами тюрьмы.
Великий советский ученый умер 26 января 1943 года в саратовской тюрьме (от истощения. – П.К.). Но еще до этого, в конце 1942 года, он был избран почетным членом Королевского общества Англии…
В 1955 году Николай Иванович Вавилов был посмертно реабилитирован “за отсутствием состава преступления” и восстановлен в списках умерших членов АН СССР»[32].
Я не знакомился с документами по делу Вавилова, хотя они, скорее всего, сейчас доступны. Но нисколько не удивлюсь, если в обвинении в шпионаже будет упомянута и связь с «американским шпионом» Рерихом, выявленная бдительным «ботаником» Шунденко…
Вот такая грустная история.
Сноски:
[1] * Публикуется впервые.
[2] Неопубликованные письма Н.И. Вавилова // Из истории биологии. Вып. 2. М.: Наука, 1970. С. 186.
[3] Поповский М. Дело академика Вавилова / Вступ. ст. А. Д. Сахарова. М.: Книга, 1990. Электронная версия: http://sgtnd. narod.ru/wts/rus/Vavilov.htm; Вавилов Ю.Л., Рокитянский Я.Г. Голгофа: Архивные материалы о последних годах жизни академика Вавилова (1940–1943) // Вестник РАН. 1993. Т. 63. № 9. С. 830–846.
[4] Переписка С.Н. Рериха с Н.И. Вавиловым / Публ. Т.И. Прицевой // Рериховский вестник. 1990: янв.–дек. СПб. – Извара, 1991. С. 53–55; переопубл.: Рерих С.Н. Письма. Т. 1 (1912–1952). Москва: МЦР, 2004. С. 199.
[5] См., напр.: Вавилов Н.И. Мировой опыт земледельческого освоения высокогорий // Избранные труды. Т. 5. М.–Л.: Наука, 1965; Заленский О.В. Н.И. Вавилов и проблемы горного земледелия // Вопросы географии культурных растений и Н.И. Вавилов. М.–Л.: Наука, 1966. С. 54–61.
[6] Николай Иванович Вавилов: Научное наследие в письмах: Международная переписка: В 6 т. Т. 6: 1936–1937. М.: Наука, 2003. C. 83.
[7] Шапошникова Л.В. Рерих в Гималаях: http://www.roerichs.com/Publications/LVShaposhnikova/LV_RoerichInHimalaya.htm
[8] См.: Поповский М. Дело академика Вавилова.
[9] Journal of Urusvati Himalayan Research Institute. 1933. Vol. 3.
[10] Письма с гор: Переписка Елены и Николая Рерих с Рихардом Рудзитисом. Т. 1 (1932–1937). Минск: Лотаць, 2000. С. 301.
[11] Николай Иванович Вавилов: Научное наследие в письмах: Международная переписка: В 6 т. Т. 5: 1936–1937. М.: Наука, 2002. C. 303.
[12] Неопубликованные письма Н.И. Вавилова // Из истории биологии. Вып. 2. С. 186.
[13] Неопубликованные письма Н.И. Вавилова // Из истории биологии. Вып. 2. С. 193.
[14] Переписка С.Н. Рериха с Н.И. Вавиловым // Рериховский вестник. 1990: янв.–дек. С. 53–55; Рерих С.Н. Письма. Т. 1 (1912–1952). С. 202.
[15] Рерих Ю.Н. Письма. Т. 1 (1919–1935). М.: МЦР, 2002. С. 188–189.
[16] Kashyap S.R. An account of a journey to the Gangotri Glacier // Journal of Journal Urusvati Himalayan Research Institute. 1933. Vol. 3. P. 21–36.
[17] См.: Рерих Ю.Н. Письма. Т. 1 (1919–1935). С. 253, 267.
[18] Рерих С.Н. Письма. Т. 1 (1912–1952). С. 203–204.
[19] Там же. С. 204.
[20] Там же.
[21] Там же. С. 205.
[22] Там же. С. 206.
[23] Там же. С. 206–207.
[24] Письма с гор: Переписка Елены и Николая Рерих с Рихардом Рудзитисом. Т. 1 (1932–1937). С. 480, 519, 524, 538, 546, 551.
[25] Рерих С.Н. Письма. Т. 1 (1912–1952). С. 211–212.
[26] Там же. С. 212–213.
[27] Рерих С.Н. Письма. Т. 1 (1912–1952). С. 214–215.
[28] Там же. С. 218–219.
[29] Там же.
[30] Старший лейтенант А.Г. Хват, помощник начальника следственной части Главного экономического управления НКВД, вел дело Н.И. Вавилова.
[31] Поповский М. Дело академика Вавилова. С. 117–119.
[32] Бальдыш Г.М., Панизовская Г.И. Николай Вавилов в Петербурге – Петрограде – Ленинграде. Л.: Лениздат, 1987. С. 280.