№ 24-2007-2 |
Т.Н. Грум-Гржимайло _________
Без музыки жизнь была бы ошибкой.
Фридрих Ницше
О, сколько музыки у Бога,
Какие звуки на земле!
Александр Блок
Музыка – это исцеление.
Музыка зажигает факел добра
и может переустроить,
усовершенствовать мир.
Мстислав Ростропович
Биографы путаются: кто же он такой? Человек или миф? Из каких этносов явился? Смешались польская, литовская, немецкая, русская кровь и породили некий космополитический плод русской культуры – музыканта Мстислава Ростроповича, реформатора виолончели ХХ века, вселенского триумфатора, «грандиозного Маэстро» (слова Лючано Паваротти), Гражданина Мира, генерирующего гуманитарную энергию разных стран и народов. В его монакском паспорте №1, сделанном для передвижения Маэстро по планете принцессой Грейс (безвременно погибшей в 1982 году), записано: «национальность не определена». И сам владелец эксклюзивного паспорта, дожив до 80 лет, не менял своих убеждений: «Я твердо решил, что умру апатридом (т. е. без гражданства. – Т.Г.). Это особое ощущение, когда никому не принадлежишь». Человек ниоткуда. Значит – из Космоса?.. Из Вселенной?..
Именно так. Ибо лишь бескрайний, вселенский мир Русской Духовной Истории и Культуры мог породить и взлелеять такой феномен Личности, феномен человеческого Таланта, как Мстислав Ростропович. А речь идет не только о музыканте-универсале, носителе классических традиций, музыканте-миссионере неповторимого душевного склада и новаторской смелости, чье искусство по силе воздействия сравнивается с проповедью. Речь идет о Человеке Века, который своим магическим артистизмом и фантастическим общественным темпераментом действительно объял весь цивилизованный мир, создав некий новый круг «кровообращения» Жизни, Творчества, Культуры и связей между людьми. Создал новый тип Корифея Эпохи.
Дмитрий Шостакович писал о Мстиславе Ростроповиче в 60-е годы прошлого века: «Я более всего в его искусстве ценю напряженную беспокойную мысль, его высочайшую духовную культуру… Этот разносторонний и всегда вдохновенный музыкант – большой и глубокий художник… Я приравниваю труд Ростроповича к самому высокому созиданию, к труду выдающегося ученого, или изобретателя, или поэта».
А вот слова поэта Андрея Вознесенского, сказанные о Ростроповиче в 90-е годы, в дни возвращения музыканта на Родину после 16 лет эмиграции: «Философ, великолепный менеджер, он мог быть президентом гигантского концерна, мог быть президентом какой-нибудь страны, но он посвятил себя русской, а значит – мировой культуре». А это ноша для гиганта.
Внимательный слушатель бесед и монологов Ростроповича на русской земле в том памятном феврале 1990 года не мог не уловить их главный мотив, некую постоянно контрапунктирующую доминанту – мечту объединить, слить воедино в своем искусстве и жизни разные культуры, разные народы, старых и новых друзей и т. д.
– Мы познали дружбу людей на Западе, – говорил Ростропович, – и для меня была бы такая радость, если бы наши новые друзья и те, что есть здесь, – эти две семьи – смогли бы объединиться в искусстве, во взаимопонимании.
За сим последовал удивительный рассказ, достойно венчающий излюбленный мотив о единении людей, – рассказ о «концертировании» Ростроповича у Берлинской стены.
– Едва я увидел, как ломают эту проклятую стену, я сказал другу Антуану, имеющему свой самолет: «Завтра я должен быть в Берлине». Схватил виолончель, и мы полетели. Я не хотел рекламы. Просто хотел поиграть непременно у рассыпающейся стены музыку Баха. Я играл и смотрел на вдохновенные лица молодых немцев. Многие плакали от счастья. И я не мог сдержаться… Какое счастье было видеть, что эта проклятая Берлинская стена – символ двух враждующих половин планеты – рассыпалась в прах!..
Вот так: схватил виолончель и полетел. Мы знаем теперь этот страстный «почерк» Ростроповича-гражданина и, добавим, христианина. Так, схватив виолончель, он прилетел всего на несколько часов в Москву, чтобы играть перед участниками Конгресса памяти академика Сахарова. Так прилетел он и 20 августа 1991 года, в час новой трагедии, нависшей над Россией, прилетел, едва увидев на экране телевизора «этих путчистов с трясущимися руками», совершивших антиконституционный переворот. Он вылетел из Парижа спонтанно, без визы и без виолончели, оставив Галине лишь прощальную записку: «Извини, я знаю, что ты уж меня больше не увидишь». Был готов к самому худшему… Признаемся: невозможно было даже представить лицо интеллигента, лучезарного музыканта Ростроповича рядом с… огнестрельным оружием. Однако сенсационная фотография, опубликованная в журнале «Огонек», где на плече музыканта спит его «охранник», могучий парень в расшнуровавшихся кроссовках, и упрямо бодрствует защитник Белого Дома маэстро Ростропович с автоматом Калашникова, который он держит, как гриф виолончели, левой рукой, облетела весь мир. Из исторических аналогий можно вспомнить разве что композитора Рихарда Вагнера, сражавшегося на баррикадах революции 1849 года в Германии.
Две ночи провел Мстислав Ростропович в доме Российского парламента, разделяя с его защитниками все тяготы революционного противостояния «хунте» заговорщиков. Из 56 часов, проведенных тогда в России, спал только два… А через несколько дней, когда собралась Чрезвычайная сессия Верховного Совета СССР, подвиг Ростроповича-гражданина был у всех на устах. Писатель Алесь Адамович возгласил с высокой трибуны: «Это была революция с лицом Ростроповича!..»
В свое время Гоголь сказал о Пушкине изумительную фразу: «Это русский человек в его развитии, в каком он, может быть, явится через двести лет». И хотя мы до сих пор спорим, движется ли русский человек к Пушкину или вспять, – личность такого колосса культуры современной России, как Мстислав Ростропович, лишь подтверждает «нечаянное» пророчество Гоголя. Стремительность и азартность во всех жизненных проявлениях; восхитительное бесстрашие на переломах судьбы; неподражаемая «первичность» глобальных замыслов и творческих свершений, не имевших аналогов в истории, – это ли не пушкинское в личности русского музыканта? А еще – неистощимое жизнелюбие, ирония и самоирония, эдакий истинно пушкинский «вдохновенно-трезвый» охват жизни и совершенно непостижимая «высшая готовность к смерти» (слова Андрея Битова). Ростропович изначально был убежден: всякое существование на пределе – источник силы. И всегда утверждал нечто парадоксальное: «Неистовость и есть форма сохранения». Отсюда произошел и его единственный в своем роде бренд: «Неистовый Мстислав».
Вся его жизнь – как миф, как фантастический полет. И все в этой жизни было необыкновенно.
Колыбель – виолончель
Первое в жизни Славы фото – шустренький младенец, лежащий в виолончельном футляре рядом с инструментом и бессознательно трогающий пальчиком струну, – положило начало биографической мифологии русского музыканта Ростроповича. Сам Маэстро не преминул сострить на сей счет: «Еще в колыбели, а уже умел делать pizzicato» (что значит – извлечение звука щипком струны. – Т.Г.). Зачем понадобилось родителям Славы укладывать младенца в футляр для виолончели? Для экономии жилплощади? Или ради эффектной фотографии в семейный альбом?..
Есть и другая фотография, разоблачающая «автора» этих проделок: над виолончельным футляром с младенцем стоит Леопольд Ростропович, – то ли открывающий мир виолончели своему сыну, то ли готовый захлопнуть крышку футляра, чтобы в этом мире его и схоронить. Словом, колыбель-виолончель до гроба.
А сыну Славе суждено было испытать великие страдания и великое счастье в неизменном, дарованном ему свыше союзе с Леди Виолончелью. Он пришел в ужас, когда узнал, что во французском языке слово «виолончель» – мужского рода. Для Славы виолончель всегда – «партнерша» рубенсовских форм в страстном акте музицирования, приобретающем черты сверхчувственного экстаза…
Я хорошо помню первое впечатление от игры 25-летнего виолончелиста Мстислава Ростроповича в Большом зале Московской консерватории. Это было более полувека назад, 18 февраля 1952 года, в день исторической премьеры сочинения запрещенного Прокофьева («формалиста-космополита»!), а именно – Симфонии-концерта для виолончели с оркестром ми-минор, посвященной Ростроповичу. За дирижерским пультом филармонического оркестра в первый и последний раз в своей жизни стоял Святослав Рихтер. Вот запись тех лет:
«…Это было что-то вроде эмоционального шока… Ростропович, длинный и худой, как щепка, вышел на сцену стремительно, выставив вперед виолончель, как победительную хоругвь, а за ним – элегантный Рихтер, гордо несущий свою лобастую голову… Мне показалось удивительно ярким само сценическое действо: как Ростропович садится на стул, с каким загадочным выражением лица, с какой страстью обнимает свою виолончель, с какой экспрессией и преданностью, влюбленностью в каждый звук начинает играть… И приходило ощущение прорыва куда-то за горизонты музыки будущего, ощущение тревожно и радостно бьющегося пульса иной жизни, хотя новая музыка Прокофьева порой казалась неслыханно дерзкой, сложной, диссонансной, ломающей все каноны виолончельного искусства прежних лет, дающей виолончели голос огромной “концертной” силы и музыкального ораторства».
Невольно вспоминаются слова самого Мстислава Леопольдовича, которые он любил повторять: «Все, что я играю, я люблю до обморока…»
Существует миф об исторической цепочке композиторов, ставших «жертвами» жадной виолончели Ростроповича. Цепочка зачиналась в 1946 году, когда Слава, оканчивая консерваторию, сыграл Концерт для виолончели с оркестром патриарха советской композиторской школы, Рейнгольда Морицевича Глиэра, с которым впоследствии они даже гастролировали по городам Советского Союза, исполняя этот концерт (Глиэр дирижировал оркестром). Вскоре Слава Ростропович выучил и сыграл виолончельный концерт Николая Яковлевича Мясковского, которому исполнение и исполнитель так понравились, что композитор вскоре сочинил и виолончельную сонату.
– Когда я играл сонату Мясковского в первый раз в Малом зале консерватории, – рассказывал Слава Ростропович в начале 1960-х годов, – послушать пришел Прокофьев – они ведь дружили с Мясковским. И вскоре Сергей Сергеевич тоже написал Сонату для виолончели и фортепиано, которую мы исполнили со Святославом Рихтером. А потом началась капитальная работа Прокофьева над Симфонией-концертом, когда мы часто общались. А о том, что Дмитрий Дмитриевич написал Первый виолончельный концерт, вдохновленный, как оказалось, музыкой Прокофьева, я узнал только из газет, – скромно заметил Ростропович, давая понять, что не имеет доступа в «лабораторию» Шостаковича. – А потом «цепочка» протянулась в зарубежные страны. Концерт Шостаковича в моем исполнении услышал в Лондоне Бенжамин Бриттен и вскоре сочинил для меня Сонату, а потом и Симфонию для виолончели с оркестром, и три Сюиты для виолончели соло…
События «золотого века» виолончели развивались с невероятной быстротой. И вскоре список «жертв» Ростроповича пополнился именами таких композиторов, как Хачатурян, Вайнберг, Борис Чайковский, Бабаджанян, позднее – Бернстайн, Лютославский, Блисс, Лессюр, Берио, Соге, Дютийе, Шнитке, Пендерецкий, Губайдулина, Пярт, Канчели, Щедрин… Мечислав Вайнберг остроумно назвал этот процесс «пробуждением у композиторов инстинктов виолончельного мышления». К своему 70-летнему юбилею Мстислав Леопольдович буквально бредил воинственной идеей «сделать свою сотню». То есть довести количество мировых премьер посвященных ему сочинений для виолончели до ста.
Как и следовало ожидать, этот героический план был перевыполнен. Результат, достойный Овна-завоевателя. Не зря же на его современной, лучшей в мире виолончели Страдивари «Дюпор» (которой в 2011 году будет 300 лет) виден «шрам» от императорской шпоры Наполеона Бонапарта! Согласно легенде, правитель Европы, услышав, как звучит инструмент в руках знаменитого композитора и виолончелиста Жана-Люи Дюпора, захотел сам поиграть. Но будучи дилетантом, неловко задел корпус ногой… Эту легенду Мстислав шутя лелеет, ощущая свою невольную причастность к «великим завоевателям», которые испокон веков двигали историю вперед.
А в памяти поколений наверняка останется амбициозная реплика молодого Ростроповича: «Я презираю тех виолончелистов, которые жили во времена Моцарта и не “выжали” из него ни одного произведения для виолончели. Ни одного! И тех, кто не побудил Бетховена или Брамса создать хотя бы по одному концерту для виолончели…»
Тайна рождения гения
Слыхали ль вы, чтобы при жизни человека открывали мемориальную доску на доме, где он родился? «Даже видали», – скажут те, кто посетил Баку в дни празднования 70-летия Мстислава Ростроповича весной 1997-го и присутствовал на церемонии ее открытия. Отныне навечно на бакинской улице имени Леопольда и Мстислава Ростроповичей, 19 (бывшей Колодезной) будет красоваться литая бронзовая доска с выразительным барельефом Маэстро-очкарика и текстом, гласящим: «В этом доме 27 марта 1927 года в семье профессора Азербайджанской консерватории Леопольда Ростроповича родился выдающийся музыкант современности Мстислав Ростропович».
Этот солнечный весенний день Баку не забудет. Ликующая толпа рвется к скромному домику на бывшей Колодезной, где сейчас произойдет нечто из ряда вон выходящее… Мстислав ступает на знакомое крыльцо, поднимается по узкой лестнице наверх в квартиру и заходит в отдельную небольшую комнату. Ту самую, где он родился и где в углу стояла его знаменитая «колыбель-виолончель»… Он безумно счастлив, оглушен воспоминаниями и любовью соотечественников, тайно утирает слезу и веселится, садясь за стол вместе со своими домочадцами и немногочисленными друзьями, едва протиснувшимися в узкие пенаты.
«Мы не виноваты, что Ростропович родился в такой маленькой квартирке. Но какое счастье, что этот дом сохранился! – восклицает Полад Бюльбюль оглы, министр культуры Азербайджана, и поднимает бокал за «славу Баку, славу Азербайджана, дорогого Славу». – Дай Бог вам здоровья! И чтобы мы здесь праздновали ваше 80-летие, 90-летие, 100-летие!»
А Слава поделился с друзьями подробностями своей истории явления на свет. Оказывается, мать его, Софья Николаевна, носила будущего гения десять месяцев вместо девяти, а родился он в «футляре» (то есть – в «последе»)…
Еще в советские времена кто-то подсчитал, что из всех республик именно Азербайджан располагал самым большим количеством роялей на душу населения. Эта особая музыкальная одаренность азербайджанцев, вероятно, и была одной из причин того, что тонкий, высокообразованный виолончелист и композитор Леопольд Ростропович, отец Мстислава, предпочел Баку всем другим городам России и прожил здесь лучшие свои годы. И нашему герою, правнуку варшавского графа Ганнибала Ростроповича, волею судеб довелось родиться именно в этом красивом приморском городе, чем-то напоминающем итальянский Неаполь…
В дни 75-летнего юбилея Ростроповича, в марте 2002-го, в столице независимого Азербайджана открылся, наконец, для посетителей Дом-музей отца и сына Ростроповичей, отметивший сразу два юбилея: 110-летие Леопольда и 75-летие Мстислава. Обширная, любовно собранная экспозиция музея поразила Ростроповича и Вишневскую, их многочисленных друзей и иностранных гостей, впервые ступивших на порог дома, где родился Маэстро. «Мурашки по коже!» – воскликнул Мстислав Леопольдович, увидев «тот самый» шкаф и «тот самый» ковер, подаренный его матери, а потом и массу редких фотографий, автографов, раритетных экспонатов. Вот генеалогическое древо рода Ростроповичей; вот герб, выражающий прекрасные девизы – Веру, Честь и Долг. А вот и совершенно уникальный экспонат: ватник, который 15-летний Слава Ростропович носил во время войны и выступал в нем перед ранеными в госпиталях.
А когда под конец осмотра принесли большой юбилейный торт и шампанское, Маэстро поднял бокал за тружеников музея и сказал: «Я вас от всего сердца благодарю за то, что вы помните и чтите отца моего. Он недополучил при жизни почета и признания, которые заслужил. Вы даете ему это. Низкий вам поклон».
Из легенд 40 – 60-х годов
Мстислав Ростропович вспоминал: «Изумительный был человек – Виссарион Яковлевич Шебалин! Он дружил с моим отцом, бывал в нашем в доме, знал меня с малых лет. Когда в 1942 году умер в Оренбурге мой отец, Шебалин, будучи директором Московской консерватории, сделал все возможное, чтобы организовать наше возвращение в столицу. А я окончил тогда только 8 классов школы, мне было 16 лет… Весной 1943-го я держал экзамен в Московскую консерваторию и поступил сразу на два факультета: в класс виолончели Семена Матвеевича Козолупова и в класс композиции Виссариона Яковлевича Шебалина. Но моей мечтой было, конечно, попасть к Шостаковичу. Хотя я знал, что это, по существу, невозможно. Его класс композиции был доверху забит учениками… И все же я уговорил Козолупова, чтобы он попросил Шостаковича уделить мне минут 25, чтобы я мог показать знаменитому композитору свой Первый фортепианный концерт. И Дмитрий Дмитриевич, к моей радости, назначил время для встречи… Я пришел к нему в 31-й класс сам не свой от волнения. Шостакович листал мою партитуру довольно долго и вдруг говорит: “Слава, а вы не можете это сыграть на рояле?” Я ответил: “Да, конечно”. И сел за рояль… Должен сказать: я никогда в жизни, если иметь в виду всю мою «фортепианную карьеру», не играл на рояле в таком сумасшедшем темпе, как тогда! Просто мне было стыдно отнимать у композитора время. Играл так быстро, что уложился в половину отведенных мне 25 минут. Шостакович едва успевал перелистывать страницы партитуры. Потом он встал, пожал мою руку и сказал: “Слава, если вы хотите у меня заниматься (а я знаю, что вы учитесь в классе композиции у Виссариона Яковлевича), то хотя бы по оркестровке я готов вас взять в свой класс”. Так я стал учеником Шостаковича и занимался у него три года».
Одна удивительная страница биографии Мстислава Ростроповича не имеет никаких аналогов в музыкальной истории. В 1944 году, когда еще шла война с фашистской Германией, он осуществил свой стремительный «пролет» через Московскую консерваторию. Именно – пролет! Не было случая во всей истории Alma mater, чтобы студент «перескакивал» со второго курса сразу на… пятый!!! Это сумел сделать только Слава Ростропович. Характерно было и то, что он единственный из выпускников-виолончелистов не сел играть в оркестр, как все смертные, а сразу стал солистом Московской филармонии. Более того, стал активно гастролировать по всему Советскому Союзу, «осваивая» страну вдоль и поперек: Урал и Прибалтику, Север и Юг, все крупные музыкальные города. И не только крупные. Были экстравагантные полеты к Северному полюсу и игра перед полярниками; круизы на пароходах по Енисею c баянистом (не пианистом!) и виолончельные концерты на береговых стоянках, в сибирских селах. А в 1945 году Мстислав Ростропович уже одержал свою первую победу на Всесоюзном конкурсе музыкантов-исполнителей, где вместе с ним на пьедестале победителей оказались пианисты Святослав Рихтер и Виктор Мержанов.
Следующая победа на Международном конкурсе имени Гануша Вигана ждала виолончелиста в Праге в 1949 году, где он блестяще исполнил Концерт для виолончели с оркестром Дворжака. Впоследствии именно этот концерт стал одной из самых выдающихся интерпретаций и «визитной карточкой» реформатора виолончели ХХ века. Целую историю, связанную с этим «пражским триумфом», Мстислав Леопольдович поведал мне в 2000 году после воистину вдохновенного исполнения Концерта Дворжака вместе с оркестром Bamberger Simphoniker на своем XII фестивале во французском городе Эвиане… Вот его рассказ:
«Когда в 1949 году я получил первую премию на конкурсе виолончелистов в Праге, меня пригласила знаменитая чешская фирма звукозаписи “Супрафон”, которая выпускала к юбилею Дворжака пластинки с лучшими интерпретациями его произведений. Кстати, это была первая в моей жизни иностранная пластинка… А поскольку сотрудники фирмы заботились о самом высоком исполнительском уровне, то очень хотели, чтобы оркестром дирижировал Вацлав Талих. Вацлав Талих? Я не знал этого музыканта, но сразу вспомнил один мой разговор с дирижером Евгением Мравинским в то время, когда я еще не выезжал за рубеж. Он спросил меня: “Как вы думаете, кто самый лучший дирижер на свете?” Я назвал, кажется, Фуртвенглера. А он крикнул: “Нет! Талих!” Я был ошеломлен и, конечно, запомнил эту фамилию… А в Чехии была, оказывается, такая история: в дни оккупации Вацлав Талих дирижировал каким-то концертом. Когда Прага и Чехия были освобождены, кто-то донес на него, уличив в сотрудничестве с немцами. Талиха поместили под домашний арест, выгнали из филармонии, а потом заслали в Братиславу. В ту пору президентом Чехословакии был Клемент Готвальд. И фирма “Супрафон” написала письмо Готвальду о том, что они выпускают пластинки к юбилею Дворжака с самыми великими исполнителями и просят разрешения привезти из Братиславы в Прагу Вацлава Талиха – не для выступления в открытом концерте, а только для участия в записи на пластинку Концерта Дворжака с советским виолончелистом Ростроповичем.
И Готвальд разрешил! И Талих приехал: совершенно седой, старенький уже, такое потрясающе красивое славянское лицо. Мы с ним встретились еще до записи. Он сказал: “Я хотел бы послушать вас, как вы играете, чтобы быть готовым к ансамблю с вами”. Я, конечно, согласился. Играю. И вдруг он мне говорит: “У меня есть для вас маленький совет… Понимаете, вот это место, после соло флейты, где написано animato (что значит – «воодушевленно, оживленно». – Т.Г.), Дворжак очень хотел, чтобы это начиналось медленно”… А я ему: “То есть как это – ОН ХОТЕЛ?” Талих мне: “Я это хорошо помню, потому что слышал от Дворжака”. Тогда я Талиху сказал: “А раз так – учите меня от начала и до конца. Расскажите мне, пожалуйста, абсолютно все, что помните”…
И вот теперь всю жизнь я исполняю Концерт Дворжака так, как рассказал мне Вацлав Талих. Лишь одно место в этой партитуре я играю абсолютно “от себя” – это самый конец Концерта перед последним tutti оркестра. Играю вопреки даже авторским рекомендациям. Ведь у Дворжака здесь написано FORTE! А я играю PIANISSIMO! Для меня эта музыка – В ДАЛЬ УХОДЯЩАЯ РОДИНА, которую ты больше не увидишь… Она уходит, и ты – вместе с ней…
Должен сказать: я исполнял Концерт Дворжака, может быть, тысячи раз. Но каждый раз думаю, что играю его первый раз в жизни. И те же “первозданные” эмоции возвращаются. Это вообще мой принцип, мой девиз: подходить к каждому сочинению как к новому, впервые исполняемому. Всякий раз – премьера!»
Этот рассказ Мстислава Ростроповича – один из самых сокровенных, мировоззренческих… Как человек–творец–универсал, вестник нового времени, он изначально принял формулу вечного совершенствования и вечного углубления связей с жизнью духа своих предшественников и современников, сделав этот творческий труд в сфере музыки (и не только!) высшей целью жизни.
Среди советских музыкантов-исполнителей своего поколения, начавших профессиональную деятельность в годы «железного занавеса», Мстислав Ростропович один из первых приобрел мировую известность. В частности, в 1956 году он сенсационно дебютировал в Лондоне и Нью-Йорке. А когда в 1959 году он поехал по всему миру с никому не известным Первым виолончельным концертом Шостаковича, западная пресса, отмечая это историческое событие, писала: «Ростропович играл как дьявол… Зал, доведенный до неистовства, устроил овации Ростроповичу… В настоящее время он несомненно величайший виолончелист в мире. Его виртуозность поразительна, его лиризм потрясающей человечности, его звук бархатистый и округленный во всех регистрах. При этом Ростропович совершил чудо: заставил забыть виртуозность в интересах музыки».
Достигнув возраста Иисуса Христа, виолончелист получил звание профессора Московской консерватории. А в следующем году стал почетным членом Королевской академии музыки в Лондоне. Сенсация шла по пятам «неистового» Мстислава. Она искала его уже на всех четырех континентах, ибо в 60-е годы XX века не было на земле классического исполнителя, который бы, подобно знаменитому советскому виолончелисту, давал до двухсот концертов в год!
в Королевском театре Мадрида. Январь 2000 г.
Сохранилась красноречивая статистика: 1962 год – гастроли Ростроповича в 25 странах; 1963 год – в 40 странах. А в 1965 году он дал только в одном Лондоне 9 концертов и 40 концертов – в Сибири и Заполярье. 1966 год был ознаменован поездкой виолончелиста на целину, на Алтай и даже на Кубу, где он выступил в лагере кубинских повстанцев.
Настоящей легендой было все его артистическое творчество, похожее на каждодневный подвиг. Один из самых незабываемых подвигов свершился в московском филармоническом сезоне 1963–1964 годов, в грандиозном цикле из 11 концертных вечеров под общим названием «История виолончельного концерта». Мстислав Ростропович выступил как универсальный исполнитель и музыки современной, и шедевров музыки отдаленных эпох. Этот громадный цикл из сорока виолончельных концертов (!), в котором 18 прозвучали впервые в СССР и 15 были посвящены исполнителю, во многом определил, по мнению наблюдателей, уникальное художественное значение всего сезона.
А годом раньше случился (именно, «случился», ибо долго оставался только эпизодом) и дирижерский дебют Мстислава Ростроповича. Этот исторический концерт состоялся 12 ноября в городе Горьком (Нижнем Новгороде), где одновременно с Ростроповичем «дебютировал» как дирижер и… Дмитрий Шостакович. Собственно говоря, этот концерт Слава Ростропович вместе с главным дирижером Горьковской филармонии Израилем Гусманом и готовили как дирижерский дебют Шостаковича, призванного исполнить вместе с Ростроповичем премьеру своего Первого Концерта для виолончели с оркестром. Не легко было уговорить «стеснительного» Дмитрия Дмитриевича встать за дирижерский пульт. Пришлось Славе даже выпить с любимым учителем (по его настоянию) бутылку водки в 8 часов утра, прямо на вокзале города Горького, куда они прибыли вместе из Москвы. Но в конце концов дирижерский «эксперимент» Шостаковича, оставшийся единственным в биографии композитора, состоялся. Программа исторического концерта выглядела таким образом: в первом отделении – «Праздничная увертюра» и Первый виолончельный концерт (дирижировал Дмитрий Шостакович, солировал Мстислав Ростропович); во втором отделении – «Песни и пляски смерти» Мусоргского в оркестровке Шостаковича (пела Галина Вишневская) и четыре антракта из оперы «Леди Макбет Мценского уезда» (дирижировал Мстислав Ростропович).
Однако настоящий большой дирижерский дебют виолончелиста состоялся только через 5 лет. И не где-нибудь, а… в Большом театре! Вихрь Ростроповича ворвался в первый театр страны даже вопреки желанию примадонны первой музыкальной сцены Галины Вишневской, не считавшей нужным ломать грань между семьей и театром.
Но Ростроповича вело к дирижерскому пульту Провидение Господне. Ничто не могло его остановить. Путь во ВЛАСТИТЕЛИ МУЗЫКАЛЬНЫХ ДУМ XX ВЕКА не мог не пройти через Большой…
А ведь он пошел на самый опасный вариант: рискнул «переинтонировать» и освежить самую заигранную, самую известную до последней ноты, самую близкую сердцу каждого русского человека оперу Чайковского – «Евгений Онегин», которая шла на сцене Большого уже 87 лет. И звучала более двух тысяч раз!
И что же? За 12 завоеванных у руководства Большого театра репетиций была проведена гигантская художественная работа над партитурой, преобразившая спектакль. Быть может, впервые на памяти живущих поколений слушателей с такой захватывающей яркостью проступила в опере «личность оркестра», ставшего страстным и тонким толкователем драмы. А участие в спектакле Галины Вишневской в партии Татьяны сделало премьеру обновленного «Евгения Онегина» незабываемой. Музыканты оркестра Большого театра признавались, что «Леопольдович» не только их расшевелил, но заставил «все осмыслить». Успех новоявленного дирижера Большого театра был колоссальным. Его осаждала вся столичная пресса. Никогда не забуду наш короткий диалог после премьеры «Онегина» в том памятном 1968 году.
– Слава, а как бы ты одной фразой сказал о главном в дирижере?
И он ответил, совершенно не задумываясь:
– Мозг дирижера должен быть каким-то образом прозрачен.
Эта фраза врезалась мне в память на всю жизнь…
До трагических дней расставания с Большим театром Ростропович с огромным успехом дирижировал и операми Прокофьева «Семен Котко» и «Война и мир». А с «Евгением Онегиным» даже гастролировал в других странах, в частности в Японии.
Этот опыт стал мощным стимулом для дальнейшей оперно-театральной деятельности Ростроповича в России и за рубежом. Он ставил в разные годы «Пиковую даму» и «Мазепу» Чайковского, «Царскую невесту» Римского-Корсакова. Был участником мировых премьер таких опер современных композиторов, как «Жизнь с идиотом» (Амстердам) и «Джезуальдо» (Вена) Альфреда Шнитке, «Лолита» Родиона Щедрина (Стокгольм), «Видения Иоанна Грозного» Сергея Слонимского (Самара), «Николай и Александра» Деборы Драттель (Лос-Анджелес).
О постановке оперы Шостаковича «Леди Макбет Мценского уезда» речь впереди…
Великий донор мировой культуры
Один из самых очевидных парадоксов драматической истории ХХ века состоит в том, что страдалица Россия явилась самым мощным донором культуры мира. А в музыкальной сфере – особенно. Разумеется, причиной этих сверхактивных духовных «вливаний» в мировую культуру, идущих с Востока на Запад, стали революционные перевороты и гнет тоталитарных режимов, вытолкнувшие творческую интеллигенцию Советского Союза за рубеж.
У Ростроповича, Вишневской и Солженицына, выдворенных в эмиграцию в 70-е годы, были гениальные предшественники среди представителей «первой волны» русской эмиграции: Сергей Рахманинов и Федор Шаляпин, Иван Бунин и Николай Бердяев. Если продолжить перечень прославленных русских музыкантов-эмигрантов, то это, конечно, пианисты Владимир Горовиц и Александр Зилоти, дирижер и композитор Сергей Кусевицкий, скрипач Натан Мильштейн, виолончелист Григорий Пятигорский, не говоря уже о таких выдающихся скрипачах русского происхождения, как Яша Хейфец и Айзек (Исаак) Стерн. Все они сделали за рубежом блестящую карьеру и ярко вписались в культурный контекст Соединенных Штатов Америки, ибо эта страна издавна умела привечать русских артистов и ставить себе на службу их таланты. Не называя громких имен представителей более поздних «волн» русской эмиграции, скажем главное: классическая музыкально-исполнительская школа Америки ХХ века сформировалась и поднялась, заняв высокие художественные позиции, благодаря огромному творческому влиянию и «вливанию» энергии и артистизма русской исполнительской школы, конкретно – московской и петербургской. Страсть русской романтической души соединилась с фантастической восприимчивостью и упорядоченностью души американской. Всем памятен пример пианиста Вана Клиберна, ученика Розины Левиной, победителя Первого Международного конкурса имени П.И. Чайковского. Еще более впечатляющая фигура – прославленный дирижер, композитор и пианист Леонард Бернстайн, ученик Сергея Кусевицкого, друживший с многими русскими музыкантами, не раз гастролировавший в нашей стране.
Здесь мы уже вплотную подходим к историческому «наследнику» Кусевицкого и близкому другу Леонарда Бернстайна – Мстиславу Ростроповичу. При этом нужно оговориться: перед нами супердонор культуры мировой, а не только американской. Хотя путь к этому безмерному всемирному музыкотворчеству был полон мук и страданий.
Да, защищая опального писателя Солженицына (а заодно и Прокофьева, Шостаковича, Тарковского, Бродского, Бориса Чайковского, названных в знаменитом протестном «Письме Ростроповича»), он бросил вызов репрессивному коммунистическому режиму, находясь в расцвете славы и преуспеяния на своей родине. Но его даже не попытались сохранить для отечественной культуры. Напротив, – травили и унижали как последнего «отщепенца», едва не доведя до самоубийства. Невольно возникает горький вопрос: сколько же мог бы сделать Ростропович для искусства России, не будь он изгнан в расцвете сил?..
Но русский музыкант и на Западе, несмотря на все сложности новых условий артистической деятельности на путях самореализации, остался верен своей глубоко осознанной Высокой Миссии, своим высоким художественным постулатам. И в этих новых условиях жажда участия в создании новой современной музыки и ее исполнении распространилась и на симфонические и оперные произведения, когда во всю ширь на весь мир развернулась деятельность Ростроповича-дирижера. Так, например, в дни формирования репертуара Вашингтонского национального оркестра, который возглавлял изгнанный из Советского Союза Маэстро в течение 17 лет (!), Ростропович сделал два очень важных акцента: РУССКАЯ МУЗЫКА и НОВИНКИ СОВРЕМЕННЫХ КОМПОЗИТОРОВ. В результате – ни один оркестр мира не имел в 1970–1980-е годы таких контактов с выдающимися современными композиторами. Существует примечательная статистика: за 13 сезонов Вашингтонского оркестра (то есть до 1990 года) Ростропович продирижировал 469 сочинениями 154 композиторов. 166 произведений были в репертуаре оркестра новинками. Не случайно президент США Рональд Рейган, вручая Мстиславу Ростроповичу медаль Свободы в честь 60-летия русского музыканта, произнес историческую фразу: «Президент США – я, но слава Америки – это Ростропович». В эти же дни английская королева Елизавета II посвятила русского музыканта в Рыцари ордена Британской империи, Франция наградила орденом Почетного легиона, Германия – Офицерским крестом за заслуги и т. д. Ростропович был назван «музыкантом года», а также «первой суперзвездой виолончели в истории музыки».
Конечно, биография нашего героя не может быть выражена лишь в «жанре» статистики. Но Слава Ростропович всегда тяготел – и в шутку и всерьез – к разного рода подсчетам. И не только тогда, когда клал кирпичи в здание госпиталя доктора Илизарова в Кургане (куда привозил на лечение Дмитрия Шостаковича) или отсчитывал 330 тысяч американских долларов в Фонд воссоздания Храма Христа Спасителя. Он гордился, что к 80 годам в «послужном» списке исполненных им новых музыкальных творений, ему посвященных, есть такие цифры: виолончельных премьер он исполнил свыше 130, симфонических – 88, новых опер – 9, фортепианных премьер (в вокальных циклах с Галиной Вишневской) – 2. Итого – свыше 230 премьер музыкальных произведений, ему посвященных. Своей «последней виолончельной премьерой» Маэстро категорически назвал Largo для виолончели и оркестра Кшиштофа Пендерецкого (№131 в его списке), которое он исполнил 19 июня 2005 года в Вене, где его партнерами были Венский филармонический оркестр и дирижер Сейджи Озава. В день этой знаменательной премьеры Ростропович еще исполнил не более, не менее, как грандиозный Концерт для виолончели Дворжака. Иначе как титаническим такое выступление 78-летнего музыканта не назовешь…
С Шостаковичем неразлучно
Некая необъяснимая мистическая связь возникла в отношениях между студентом Славой Ростроповичем и его учителем по инструментовке Дмитрием Шостаковичем с самого начала их общения. Иначе не звонил бы композитор домой к Славе, не просил бы срочно приехать, чтобы просто посидеть с ним вдвоем, друг против друга и… помолчать. Так и говорил: «Давайте помолчим». И воцарялась тишина на целый час или два… А потом Шостакович вставал и говорил: «Слава, большое спасибо, что приехал… Стало легче жить!» И студент Ростропович уезжал. «Это было удивительно, просто невероятно, – рассказывал Маэстро, – такое особенное общение, такой беззвучный разговор, как говорится, на виртуальном уровне. Конечно, я не знал, о чем он думал. Может быть, он сочинял музыку…»
Так или иначе, но в этом «беззвучном разговоре» осуществлялась некая связь высших духовных субстанций, породившая, вероятно, исключительную способность великого виолончелиста и дирижера постигать тайны композиторского языка и концептуальных замыслов Дмитрия Шостаковича. Действительно, Мстислав Ростропович стал лучшим интерпретатором и неутомимым пропагандистом творчества великого симфониста и неизменно называл себя его «верным оруженосцем». Он всегда гордился тем, что дирижирует всеми пятнадцатью симфониями Шостаковича, и в это исполнение вкладывал все свое «поклонение композитору как Личности». Гордился тем, что его интерпретации музыки любимого композитора слышали и слушают в самых разных уголках планеты.
К счастью, существует комплект записей всех симфоний Шостаковича, сделанных Ростроповичем за рубежом еще в 1989–1995 годах с двумя оркестрами – Национальным симфоническим оркестром США и Лондонским симфоническим. Только одна Четырнадцатая симфония представлена в этом комплекте московской записью более раннего «советского периода» (1973), где солируют певцы Галина Вишневская и Марк Решетин.
В юбилейном 2002-м, в год своего 75-летия Ростропович особенно много дирижировал симфониями Шостаковича в партнерстве с Лондонским симфоническим оркестром. «LSO прилетел в Нью-Йорк, когда меня там чествовали, – рассказывал Мстислав Леопольдович. – Это было что-то невероятное. Я не помню лучшего исполнения симфоний Шостаковича, в частности его 11-й симфонии. Играли целых три концерта, посвященных музыке Шостаковича. И это был триумф неслыханный – именно триумф оркестра и музыки Шостаковича (а не мой лично, говорю по чести)».
Невероятный успех концертных программ и целых фестивалей русского Маэстро, посвященных музыке Шостаковича, обширно комментировала западная пресса: «Мстислав Ростропович – человек гигантских эмоций. Его мастерство – нечеловеческих масштабов… Когда он дирижировал Десятую симфонию Шостаковича, можно было поверить, что музыка является моральной силой…» («Чикаго Трибюн», 6 мая 1999). «Это была встреча с представителем поколения музыкальных гигантов, которые никогда не вернутся… Это было гораздо больше, чем просто концерт, – это было трансцендентное событие, которое оставило слушателей в полном благоговении» (пресса Израиля о концерте Ростроповича из произведений Шостаковича, 1999).
Пожалуй, никто из музыкантов-корифеев наших дней не удостаивался столь обширных, ярких и образных высказываний о своем творчестве и своей личности. При этом чувства и мысли слушателей и критиков Мстислава Ростроповича, находящие выражение в слове, уносятся далеко за пределы мира музыкального. Вот одно из характерных высказываний западной прессы последних лет: «Ироничный, страстный, изысканный, экспансивный… Выдающийся музыкант подобен силе природы… Музыка в его руках становится моральной силой, будь то Шестая симфония Чайковского или Десятая Шостаковича… Ростропович – гениальный виолончелист и глубокий музыкант-дирижер – создает такое искусство, в которое он сам верит, как в религию…»
А вот цитата из испанской прессы (январь 2000), после премьеры оперы Шостаковича «Леди Макбет Мценского уезда» в Мадриде:
«Жизнерадостный и активный, разговорчивый и влюбленный в свое дело, Мстислав Ростропович вернул Королевский театр на путь возвышенного… Маэстро сам является живой частью этой оперы и ее истории, он тоже действующее лицо, и без него постановка не имела бы смысла». А речь здесь идет не только об удивительном «спектакле века», но и о ярчайшей кульминации всей творческой биографии Мстислава Ростроповича. Мечта его бурной жизни осуществилась именно в Мадриде, через 66 лет (!) после первой постановки любимой оперы Шостаковича и через 64 года после ее разгрома в статье «Сумбур вместо музыки», сфабрикованной по указке Сталина. Именно в мадридском величественном спектакле он продолжил и развил свою мысль о «личности оркестра» в оперном театре, которая оказалась как нельзя более синхронной замыслам великого Шостаковича.
«Оркестр должен быть “врезан” в самое сердце оперы!» – возгласил дерзкий Маэстро. И в геометрическом центре сцены была построена некая выгородка в форме огромной «колыбели» для оркестра, которому надлежало вознестись на этот подиум и стать подлинным энергетическим центром спектакля. А оперное действо должно было свободными потоками обтекать оркестр. Ростропович шутил: «Вытащить оркестр из ямы, где он сидит, как в могиле, прямо-таки как в гробу, – это значит порвать со старой и довольно оскорбительной традицией… Оркестр в опере Шостаковича становится пламенным сердцем, которое бьется прямо на сцене».
Ростропович и Вишневская, создавшие для премьеры в Мадриде интернациональную труппу исполнителей с преобладанием в ней, конечно, русских певцов, в дальнейшем успешно осуществили постановку оперы Шостаковича в целом ряде городов Европы и Америки (Мюнхен – Дижон – Буэнос-Айрес – Рим – Нью-Йорк). Однако Россия так и не увидела этого уникального спектакля. Не по вине его создателей. Проект дирижера Мстислава Ростроповича и режиссера Бориса Покровского о постановке оперы «Леди Макбет Мценского уезда» к 90-летию Дмитрия Шостаковича был отвергнут Большим театром еще в 1996 году…
И все же главную свою мечту, связанную с творчеством Шостаковича, – исполнить в день 100-летия композитора, 25 сентября 2006 года его гениальную Восьмую симфонию в Большом зале Московской консерватории – Ростропович осуществил с величайшим успехом. Он дирижировал Государственным академическим симфоническим оркестром имени Е.Ф. Светланова, который совершенно преобразился в результате многочасовых репетиций с «верным оруженосцем и посланцем» Шостаковича. И эта грандиозная симфония (62 минуты звучания!) явилась перед слушателями как величайшее откровение высокого музыкального искусства, где биография поколений ХХ века и человечества в целом рассказана музыкой с потрясающей художественной силой. Это и чудовищный Апокалипсис, трагические картины гибели цивилизации; это и возвышенный разговор с космосом, путешествия в астральные миры, загадочные дали Вселенной… Если попытаться коротко определить главное, что поразило в Ростроповиче-дирижере, интерпретаторе Восьмой симфонии Шостаковича, то это мудрость, исповедальность, благоговение и беспредельный космический аспект мышления. Слушатели были глубоко взволнованы и потрясены. И даже строгая и сдержанная в своих оценках Галина Вишневская выразила свои впечатления о концерте такими словами: «Это было настоящее чудо! Все играли божественно. Меня переполняло счастье…»
Юбилейный вечер, посвященный 80-летию маэстро Мстислава Ростроповича, состоялся 27 марта 2007 года в Москве в Банкетном зале Государственного Кремлевского Дворца. Съехалось почти 600 гостей со всего света. Первым взял слово виновник торжества, признавшись, что чувствует себя счастливейшим человеком рядом с друзьями и близкими, рядом с президентом России, который почтил своим присутствием этот праздничный вечер.
В ответной речи Владимир Владимирович Путин сказал: «Сегодня большое событие не только в отечественной, но и мировой культуре. Мы отмечаем юбилей выдающегося музыканта и замечательного человека. Все, к чему прикасаются руки Ростроповича, будь то смычок или дирижерская палочка, – все начинает благоухать талантом. Его называют Человеком Мира. Так оно и есть. Но я знаю, как он тонко чувствует Россию, как любит нашу страну. Конечно, его почитают короли и главы государств, но сила его в том, что его любят миллионы людей. Более 25 лет он занимается благотворительной деятельностью в пользу России. Я сам был свидетелем и участником одной из благотворительных акций Ростроповича (в середине 1990-х годов. – Т.Г.), когда он тащился на “скорой помощи” из Санкт-Петербурга в Москву по ночной зимней дороге, перевозя дорогостоящую медицинскую технику, прибывшую из-за океана… Дорогой Слава! Мы поздравляем тебя от всей души, от всего сердца с юбилеем. Мы сделаем все, чтобы быть достойными твоей дружбы». Владимир Путин вручил Мстиславу Ростроповичу орден «За заслуги перед Отечеством» I степени и расцеловал юбиляра.
Изысканный ужин сопровождался грандиозной концертной программой, в которой приняли участие всемирно прославленные музыканты – певцы, дирижеры, солисты-инструменталисты, оркестры, хоры, танцевальные ансамбли, воспитанники Центра оперного пения Галины Вишневской и молодые музыканты, стипендиаты Благотворительного фонда Мстислава Ростроповича. Вечер завершился представлением феерического финала оперетты Штрауса «Летучая мышь» в постановке труппы «Геликон-оперы». Сорок хористов и танцоров в сияющих волшебными огнями маскарадных костюмах разлетелись по всему залу… Именно этой опереттой в постановке «Геликон-оперы» дирижировал Мстислав Ростропович в 2000 году во французском Эвиане, беря реванш за «репрессированную» постановку «Летучей мыши» в Советском Союзе в памятном 1974 году…
А банкетные столы Кремлевского Дворца сияли россыпями подсолнухов, напоминая о шутливой кличке «Подсолнух», которую дали студенту Славе Ростроповичу однокурсники по консерватории, видя в нем яркую личность, устремленную к Солнцу и Небу…
Ушел в бессмертие…
Под пение хора мужского Сретенского монастыря гроб тихо опускается в землю, посылая прощальный свет золотого распятия. Летят десятки горстей земли в новоявленную могилу, над которой вскоре вырастает деревянный крест, поражающий упрямой нереальностью надгробной надписи и мистической игрой цифр 2 и 7:
Ростропович
Мстислав Леопольдович
27.03.1927 – 27.04.2007
Россия хоронила своего великого сына, словно отказываясь верить в происходящее, страстно желая духовного продолжения «эпохи Ростроповича» в жизни Реальной, не только Вечной… Казалось, «заражение» личностью Ростроповича огромного мира музыки, искусства, всех граней духовной и гражданской жизни современной России и всей Планеты не иссякнет еще очень долго.
Он мужественно боролся с болезнью, которая настигла еще в мае 2006-го, года 100-летия Шостаковича, потребовавшего от маэстро сверхчеловеческих сил. Между тем он выполнил почти все запланированные концертные контракты, связанные с юбилеем великого композитора… Отменил лишь фестиваль в США, зато провел симфонические концерты из произведений Шостаковича в Японии в самом конце 2006 года. Успел вместе с Галиной Вишневской открыть Музей-квартиру Дмитрия Шостаковича в Санкт-Петербурге, чтобы подарить ее городу; а еще – собрать и укомплектовать огромный архив и раритетную экспозицию собственного петербургского Дома-музея на Кутузовской набережной (конечно, при активном участии Вишневской). Мстислав Леопольдович говорил: «Я очень горжусь своей родиной. Я перевез в Петербург весь свой архив, все свое наследие… Когда нас не станет, все должно вернуться в Россию…»
Он ушел из жизни в Пасхальные дни, когда Москва наполнилась колокольными звонами тридцати шести храмов, где пели лучшие хоры России и других стран, участников Пасхального фестиваля. В Большом зале Московской консерватории, куда 28 апреля, в день гражданской панихиды, с 11-ти до 20-ти часов, то есть – целый день шли тысячи людей, чтобы проститься с великим музыкантом, звучала только музыка. Слов не было… Никаких надгробных речей. Только музыка и горы цветов… Уносили гроб, чтоб перевезти его в Храм Христа Спасителя, под звуки Лакримозы из «Реквиема» Моцарта… А 29 апреля 2007 года, после воскресной литургии, викарий Патриарха Московского и всея Руси, архиепископ Орехово-Зуевский Алексий совершил отпевание…
Хоронили на кладбище Новодевичьего монастыря. Когда траурный кортеж двинулся по Центральной аллее кладбища, сквозь хмурые облака вдруг прорвались солнечные лучи, осветив нежную зелень могучих деревьев. И словно вторя голосам природы и весенней земли, зазвучали юношеские голоса мужского хора Сретенского монастыря…
В эти прощальные минуты невольно пришли на память удивительные в своей афористической емкости слова Мстислава Ростроповича: «Между Жизнью и Смертью нет ничего, кроме Музыки»…