№ 58-2016-1-2 |
Президентом Международного Центра Рерихов избран Юрий Хатуевич Темирканов, всемирно известный музыкант, художественный руководитель Санкт-Петербургской академической филармонии имени Д.Д. Шостаковича, главный дирижер Заслуженного коллектива России Академического симфонического оркестра Филармонии. То, что во главе МЦР встал выдающийся служитель искусства, чьи заслуги перед отечественной и мировой культурой отмечены самыми высокими наградами, человек талантливый, влиятельный и принципиальный, – важная веха в жизни МЦР. «Культура, – говорил Юрий Хатуевич в одном из своих интервью, – это якорь, который держит человечество от окончательной мировой катастрофы». Сегодня мы публикуем несколько глав из книги Д. Хагаровой «Юрий Темирканов. Монолог»[1] (с незначительными сокращениями).
Искусство – спасение от деградации
Мне жаль людей, которые не любят классическую музыку, балет, оперу. Они просто обворовывают себя. Но я не утверждаю, что нельзя считаться культурным человеком, не посещая оперы. Любовь к опере не есть некий признак культуры. Для меня культурный или, лучше сказать, интеллигентный человек – тот, для которого знания, приобретенные из книг, в театрах и на концертах, все хорошее, чему научила его жизнь, становятся его сутью, определяют его поступки и жизненные позиции. Не обязательно, чтобы у него было высшее образование. Среди людей, которые, может быть, не прочитали десятка книг, очень много по-настоящему интеллигентных, они культурны генетически, душой. Мне, например, не раз доводилось бывать в российских деревнях и видеть, как там здороваются с незнакомцами. Эта традиция – желать человеку здравствовать – идет от высокой культуры, от удивительной душевности и врожденного такта. С другой стороны, знаю кандидатов наук – хамов. У себя в Кабардино-Балкарии я также встречал глубоко интеллигентных людей среди стариков: мудрых и терпеливых, наделенных огромным жизненным опытом, помноженным культурой народа. Им не посчастливилось учиться в вузах – другие были времена, другие условия, но им удалось не потерять связи с прошлым своего народа, с его обычаями, со своей землей, со своим языком. И они передают все эти знания будущим поколениям. Кстати, хорошее владение родным языком – один из главных признаков культуры человека. У нас же порой человек говорит на родном языке, употребляя половину иноязычных слов, и бравирует этим. Нужно говорить чисто, грамотно, умея пользоваться его богатейшим потенциалом, и на русском языке. Это язык межнационального общения, без него невозможно постижение истории и культуры народов России, не говоря уже о великой русской литературе. Знание иностранных языков, хотя бы одного – это тоже важный показатель уровня цивилизованности современного человека.
По-разному можно быть интеллигентным. Но мне все-таки очень жаль людей, не читавших Пушкина, Толстого, Достоевского…
Искусство во все времена принадлежало элите. Однако ее, эту элиту, определяют не деньги, а духовность. Массы потребляют массовую культуру, которая к культуре не имеет никакого отношения. Плохие стихи, плохой роман – это то, что все читают. То же происходит и с нашим телевидением: почти со всех каналов льется западная помойка на нашу страну, наших детей. Над ней думать не надо, не нужно огорчаться, потому что она пробуждает примитивные, животные инстинкты. Там не душа, а поджелудочная железа работает, которая возбуждает одинаково твою собаку и тебя. А настоящее искусство предполагает сотрудничество. И если вы не работаете душой – никакое высокое искусство вам ничего не скажет. Настоящее искусство предполагает сопереживание, нельзя прийти в церковь и отбыть там время, тогда ваша молитва не считается, она не дойдет до Бога.
Если общество дичает духовно, как сейчас, то тогда культура – не только музыкальная, а вообще – отодвигается на обочину. Общество все больше материализуется, и люди думают, как в Древнем Риме, только о хлебе и зрелищах, и главным образом диких. А мы знаем, к чему это в конечном итоге привело. Уровень культуры, образованности, просто порядочности – падает. Люди разучились нормально разговаривать, речь состоит из полублатного жаргона, к которому сейчас еще добавился компьютерный интернет-сленг. Поэтому положение в России с духовностью довольно тяжелое. Сегодня самое опасное – не голодные старики и беспризорные дети. Еще хуже, что страна, давшая миру Пушкина, Достоевского, Толстого, Чайковского, Мусоргского, сейчас превратилась в слив западной масскультуры, глотает телепередачи, эстраду, кино не лучшего качества – все, что на Западе мерзко и дешево. Когда-то Бабель написал о том, что Россия являла собой «отъезжее поле европейской культуры». Тогда это было не совсем так. Сегодня, увы, во многом подтверждаются эти слова. Мы сбили молодежь с пути. Дети чуть ли не с рождения знают Интернет, но не знают Пушкина. Они растерялись, потому, что они не знают, что такое хорошо и что такое плохо, они не научены отличать одно от другого, не понимают, что такое настоящая культура. Мое поколение, по крайней мере, я так думаю, обмануть довольно сложно. Мы, к счастью, учились в хороших школах, у хороших учителей.
В Европе влияние массовой культуры менее заметно. Принципы те же, но не так страшно все-таки проявляются, там не вытравляли так долго, как у нас, представление о мировой культуре, там сохранились традиции. И желание выстоять, пережить это время было одной из причин, почему я не уехал из России.
Да, русский человек подчас ленив, безалаберен. Но главное – у нас не хватает духовной мощи, которую мы сами почти совсем убили. Еще сто лет назад русский писатель и философ Дмитрий Мережковский предсказывал: придет хам. И вот хам пришел. И первое, что он разрушил, – нашу духовность, способность жить и трудиться по совести. Да, пожгли иконы, поубивали людей. Но самое страшное – убили человека в человеке. Его совесть. А ее приказом не реанимируешь…
Вот говорят, если народ сам не хочет просвещаться, может, оставить его в покое, пусть живет как хочет, зачем ему навязывать классическое искусство? Так никто никого тут не неволит. Но нести искусство в массы, как бы это банально ни звучало, – наша работа. В том числе и в массы властей предержащих. Не знаю, как насчет внутренней культуры сегодняшнего чиновника, но, может, в будущем из просвещенного народа как раз и могут выйти те, кто способен и достоин страной руководить.
Сейчас все слушают блатной шансон, называя это народными песнями. Но ведь есть и лучшие примеры массовой культуры – произведения Соловьева-Седого, великого Гершвина и Дунаевского… Но не их показывают по телевизору, а все самое низкопробное и объявляют: «Это культура!» Народ смотрит и платит деньги. А почему? Это «заслуга» власти.
Настоящая культура ведь никогда в истории не окупалась.
В средние века даже захудалые феодалы понимали, кто такие Рафаэль и Веласкес. Они сманивали гениев, предлагая им лучшие условия. Каждый император строил театр, желательно лучше, чем у соседа, имел своего любимого придворного поэта, художника, композитора, поддерживал их. Князья, цари, принцы, короли относились к культуре всерьез и старались, как говорится, субсидировать творцов.
И у нас, в России, так исторически сложилось, что искусство всегда оплачивалось из казны. Царь содержал императорские театры, они подчинялись Министерству двора, на деньги которого заказывали роскошные декорации и костюмы, а потом еще и награждали артистов.
А сейчас, когда государствами руководят технократы, атеисты, люди не очень близкие к культуре, они просто не понимают, что значит культура для страны, для народного духа. Они страшно далеки от забот культуры и стесняются признаться, что она им не слишком-то и нужна, и не задумываются над тем, что без культуры и промышленность в стране будет отсталой. Через это не перепрыгнуть, демократия у вас или нет.
В зрелом обществе создавалась атмосфера, когда Третьякову, Морозову или Мамонтову просто необходимо было отдавать деньги на искусство. Этого их душа требовала. К несчастью, после 1917 года закончились эти поразительные традиции, когда богатые люди понимали, как важна для любого общества духовная часть его жизни, а не только хлеб насущный. Если нынешнее общество не заставит служить культуре тех, кто неожиданно для себя стал миллиардером, значит, все погибнет. И общество должно будет взять на себя вину за это. При этом добавлю, служители культуры не должны мельтешить и выпрашивать средства на существование. На Сикстинскую капеллу папа Сикст дал Микеланджело огромную по тем временам сумму. А правители в раздробленной Италии хотели показать, что они образованнее, чем сосед, и перекупали художников, музыкантов, каждый у себя в столице устраивал что-нибудь этакое… Поэтому, приезжая в Италию сейчас, вы каждый город воспринимаете как столицу, там везде художественные академии и музеи. В Германии каждый курфюрст стремился получить своего Моцарта. Потом культуру стали поддерживать богатые люди, как в Америке, например. В Англии государство тоже дает деньги на культуру, но по большей части ее поддерживает общество. А у нас, пока такое общество не появится, это должно делать государство. Это самое правильное – когда государство финансирует культуру от имени общества. А общество формирует запрос, потому что культура ему необходима, иначе оно, если будет только сидеть у компьютеров и телевизоров, вконец одичает…
Сегодня в России есть богатые люди, но они, кроме футбола, ничего не признают. Они даже не знают, что такое филармония. Да, во всех странах беспокоятся о спорте, везде есть футбольные болельщики. Нужно это? Нужно. Но есть разница. После концерта классической музыки, после прочитанной книги никто не выбегает бить своего ближнего…
Мой первый западный импресарио, великий Сол Юрок, в Москве всегда останавливался в гостинице «Националь». И он рассказывал: «Захожу в свой номер, смотрю – у шкафа дверца закрывается только с помощью подложенной бумажки, в туалете к бачку веревочка привязана. Все как всегда, все в порядке!» Но решать проблемы сиюминутно – веревочкой подвязывать – это не решение проблем. Если мы не поймем, что все в жизни общества – и экономика, в конце концов, – зависит от уровня культуры, духовности, то мы погибнем! Надо стараться сделать так, чтобы люди понимали, что общество, у которого не развивается культура, не добьется успехов ни в промышленности, ни в сельском хозяйстве, ни в чем.
Когда общество дичает, страна деградирует. Это относится не только к музыке – к литературе, живописи, бытовому поведению. В России растет поколение, которое не читает книг, не знает живописи, не слушает классику. Это опасно. Я стою на том, что без культуры ни у страны, ни у народа нет будущего. Особенно это имеет отношение к России. Если мы и дальше будем пренебрегать великой духовностью, которую нам оставили предки, мы превратимся в зулусов. Люди моего поколения еще могут отличить Рафаэля от Глазунова, а молодежь думает, что это поп-звезды 70-х…
Поп-музыка – это культура подворотни, а общество помогает ее распространению – попса в телевизоре с утра до ночи. В итоге всю нашу среду обитания мы сами превращаем в сплошной стадион и сплошную подворотню. Неужели это трудно понять?
Наши филармонические залы, к сожалению, не всегда заполнены. Правда, то же самое происходит и в Америке, и в Европе. Да и публику главным образом составляют люди старшего поколения. Молодежь предпочитает музыку, которая не предполагает духовной работы. Просто глотаешь грязь, которая льется из динамиков. Это легко. А настоящее искусство требует труда, но без этого не будет духовного роста.
Но есть и другая проблема – не у всех, кто хотел бы, есть возможность приобщаться к лучшим образцам. Как, скажем, мне доносить великую музыку до российской глубинки? Выезжать удается редко, потому что на это нет денег. При коммунистах гастроли по стране оплачивало министерство, а кто сегодня заплатит за самолеты, гостиницы, багаж? Я не говорю о гонораре. У тех, кто хотел бы нас пригласить, таких денег нет даже в мечтах. Мы ведь не Мадонна, не Элтон Джон, билеты на которых купят и за тысячу долларов. И главным образом те, кто никогда не бывал в филармонии, для которых симфония – что-то пугающее. Так что выехать на гастроли большому оркестру чрезвычайно сложно. И вот только в самые последние годы постепенно что-то возвращается. Скажем, несколько лет назад наш оркестр впервые выехал на гастроли в Россию по городам Сибири. Деньги на поездку появились неожиданно. Турне моего оркестра по Европе, где солистом был Денис Мацуев, совпало с днем моего рождения. Я собрал в Риме своих друзей, среди которых был один небедный человек – нефтяник. Во время застолья он пригласил меня приехать с оркестром в Сургут и Ханты-Мансийск. Я пообещал, а Денис подсказал, что Иркутск почти рядом. Мой друг согласился профинансировать оба проекта. В Иркутске мы выступали в рамках музыкального фестиваля «Звезды на Байкале». Собственно, это еще совпало с тем, что нам дали правительственный грант – это был наш жест благодарности. Так сложилось, что я редко концертировал по стране, до этого нигде, кроме Москвы и, конечно, Кавказа, где я родился, не был. Еще однажды был с оркестром в Калининграде, выезжал в Ригу, Сочи, Пятигорск. Объехав десятикратно мир, наших городов, к сожалению, почти не знал. Поэтому был чрезвычайно рад, что представилась такая возможность…
Помимо столичных оркестров, столичных зарплат и амбиций есть еще и российская провинция, где работают достойные музыканты, которые делают все для того, чтобы сохранить классическую культуру, та провинция, за счет которой во многом живет столица. И она остро нуждается в поддержке. При советской власти пропаганда поддерживала артистов, музыкантов, спортсменов, а сейчас государству вполне достаточно телевизора. Людям этого напрямую не говорят, конечно. Но и не делают ничего, поэтому все уезжают – лучшие композиторы, музыканты, педагоги, солисты, художники, величайшие танцоры покинули страну. Если раньше к артисту относились с почтением, он занимал видное положение в обществе, то сейчас у него репутация тунеядца. В результате учатся музыке кто попало, иногда даже занимаются музыкой от безысходности, чтобы просто чем-то заняться. А таланты настоящие, которые рождаются в России, уезжают в другие страны, где их не так обижает жизнь. И судить их за это нельзя. Ведь бог его знает, что молодой музыкант должен будет делать, чтобы прожить здесь, в этой стране. Раньше уезжавших называли «предателями Родины». Сейчас, к счастью, таких глупостей не говорят, но за Отчизну обидно. К сожалению, наше государство к культуре относится как к факту жизни общества, не столь уже и важному. Власть до сих пор считает, что незаменимых людей нет, – если надо, назначим. Что у нас очень богатая талантами страна и завтра-послезавтра мы опять наберем.
А это неправда. Мир изменился, этот обман уже не пройдет. С каждой талантливой личностью исчезает часть нашей духовной культуры, восполнить которую уже нельзя. А главное – во всех видах искусства важна передача традиций школы, преемственность. Этого уже нет, связи обрываются. Из-за отъезда педагогов стали преподавать те, кто этих традиций не получил, – они не умеют, не научились учить. Российский балет перестал быть лучшим в мире, когда в нем не стало Нуриева, Барышникова. Вот пройдешься вокруг «Карнеги-холл», посмотришь афиши – всегда большинство наших бывших российских исполнителей. Приятно, конечно, что наши музыканты определяют уровень мировой исполнительской культуры, но живут и работают они уже в другой стране. Потому что там у власти правильные позиции. Скажем, в Америке в каждом городе музыканты и дирижер – самые почитаемые люди. В Европе – то же самое. В США – 1200 оркестров, у нас – 45. Когда руководители Балтимора, Бостона, Филадельфии перечисляют самые большие достижения, на первом месте – их замечательный оркестр, потом идет поразительный музей, а дальше – все остальное. Здесь же считается, что цирк, эстрадные певички и классическая музыка – это все один профсоюз. Именно поэтому страна падает в бездну, трясину бездуховности. Может, поднимется экономика, но уже не вернуть культуру.
В Москве несколько лет подряд проходил международный фестиваль симфонических оркестров под эгидой Министерства культуры – на мой взгляд, чрезвычайно важное для страны мероприятие. Мы впервые в постсоветское время возобновили хорошую традицию приглашать лучших артистов и оркестры в Россию. Меня попросили принять в этом участие, и я согласился с огромным удовольствием. Порекомендовал, какие пригласить оркестры и кого из дирижеров. И сам вел часть переговоров, поскольку нахожусь со многими из них в дружеских отношениях. В первом фестивале я не смог принять участие, поскольку не позволил гастрольный график. Но на второй и третий годы мой оркестр участвовал. К сожалению, фестиваль по каким-то причинам перестал существовать, что очень жаль. Я знаю не понаслышке, поскольку наша филармония регулярно проводит фестивали, в том числе такой крупный, как «Площадь Искусств», как трудно организовать приезд знаменитых симфонических коллективов, известных солистов. Но все-таки возможно. Просто есть специфика организации проектов подобного уровня. Например, нужно договариваться минимум года за два и, конечно, платить соответствующие высокому классу музыкантов гонорары…
Серьезная музыка – фундамент культуры, по отношению к ней можно судить о культуре всей страны, об уровне ее цивилизованности. Ведь самый короткий путь к душе человека лежит через его чувства, а значит, через музыку. Музыка воспитывает чувства человека, его ум и сердце, делает его добрее. Поэтому так важно пробудить в людях любовь к музыке, особенно – к классической. Есть какой-то огромный, богатейший внутренний мир у человека, который нельзя опошлить словом, мир тончайших его ощущений, чувств, переживаний. Это то, что берет на себя музыка. Музыка превосходит слово по силе проникновения.
Вообще миссия искусства, а не только музыки, – держать человека в человеческом облике. Музыка появилась первым из искусств, еще, когда ребенку напевали что-то вроде колыбельной. И когда провожают в последний путь, тоже что-то играют обычно, то есть она сопровождает нас всю жизнь. Мы так к этому привыкли, потому и не ценим. Музыка – единственное из искусств, которое возвышает человека над суетой мира; даже когда музыка – это реквием, трагическая мелодия, она все равно достает из вас самое лучшее, что вложила природа.
Моя давняя печаль – то, что в Санкт-Петербурге до сих пор нет ни памятника, ни музея Чайковского – величайшего композитора, почитаемого во всем мире. Много лет назад я пошел к Анатолию Собчаку и сказал, что куплю квартиру, в которой умер Чайковский, и подарю городу, чтобы сделали музей. Он ответил, что по закону это невозможно, потому что жильцы на лестнице – против. Затем я с этой идеей был у Валентины Матвиенко – и она отказала. Чтобы открыть музей-квартиру, на одной лестничной площадке с ним не должно быть жилых помещений. А расселять соседей очень дорого. Парадокс: Чайковский – наше национальное достояние, а в Петербурге нет ни музея, ни улицы его имени. Та улица Чайковского, которую все знают, названа в честь совсем другого товарища – революционера! Правда, Валентина Ивановна поддержала тогда мою мысль поставить памятник композитору. Надеюсь, он когда-нибудь все-таки появится.
На пустом месте ничего не создашь, нельзя построить культуру, у которой нет фундамента. В Москве и Петербурге дела в культуре обстоят более или менее прилично благодаря поддержке правительства, но если говорить серьезно, то у страны в целом фундамента нет. Поэт Расул Гамзатов замечательно сказал о том, что, если ты в прошлое выстрелишь из пистолета, будущее выстрелит в тебя из пушки. К сожалению, мы, старшее поколение, не смогли создать достаточно прочную духовную основу, на которой было бы по-настоящему воспитано молодое поколение. Мы были по-граждански инертны. Мы приспосабливались. И молодые об этом знают. Поколение наших отцов жило во времена более чем сложные. Но то, что они оставили нам – Победу в войне, свои святые могилы, – это стало для нас той духовной почвой, на которую мы крепко могли опереться, стоять на ней. Однако я все же думаю, что наши дети – не потерянное поколение. То, что происходит с молодежью, это проблема не только сегодняшняя. Это было всегда. Да, в рядах молодого поколения сегодня много растерянных. Но ведь и мы еще что-то можем сделать. И хотя массовая культура расплывается, как грипп свиной, и бороться с этим трудно, мы готовы к борьбе за духовные основы нашего общества, за веру в идеалы. Мне кажется, будто мы сидим на баррикадах и защищаем наших детей от тех, кто хочет их сделать дикарями. Искусству в этой борьбе принадлежит немалая роль, а может, и решающая. Особенно – музыке.
Я против глобализации в культуре. Хотя совершенно не возражаю против взаимопроникновения и соединения культур разных народов, если это взаимообогащение идет на пользу всем сторонам. Но, с другой стороны, когда нивелируются все народы и культуры, станет грустно жить. Весь мир носит джинсы – это хорошо, удобно, но ведь скучно.
Стремление повышать свой культурный уровень должно быть в каждом человеке. Внутренняя культура не увеличивает продолжительность жизни, но увеличивает продолжительность прожитого по содержанию. То есть человек испытывает гораздо больше впечатлений за тот же отрезок времени. Он больше впитывает в себя мира, чем тот, который только ест, пьет, спит и ходит в туалет… Сегодня человек чувствует себя свободным. Все могут ехать куда хотят, видеть другие страны, другие культуры, дышать и жить, как им нравится. Но вот парадокс: сейчас, когда наступила свобода передвижения, самовыражения, я уже жалею, что нет цензуры. Потому что иной раз свобода заменяется вседозволенностью в обществе. И пока мы станем по-настоящему культурной страной, сколько за это время взрослых и детских душ обеднеет. Увы, мы дикие. Еще Пушкин говорил: «Я, конечно, презираю свое Отечество с головы до ног, но мне досадно, если иностранец разделяет со мною это чувство». Вот и мне досадно, когда наше бескультурье критикуют на Западе.
У нас в стране время от времени объявляется «Год культуры». Но этого ничтожно мало, культуру необходимо объявить национальной идеей в России навсегда.
Я счастливый человек
Не думаю о возрасте, не люблю юбилеев. Впервые на свое 70-летие понял, что уже не молод. Было как-то странно, ты чувствуешь себя молодым, а все наперебой твердят – 70, 70… Вообще не замечаешь, как дети растут, как ты сам стареешь, меняешься…
Честно говоря, я с изрядной долей иронии отношусь к поздравлениям, всяческим адресам, подаркам. Но, с другой стороны, у юбилеев есть и достоинства. По крайней мере, такие рубежи дают возможность человеку вдруг как бы приостановиться, отойти от ежедневной суеты и оценить себя со стороны, взглянуть на то, как прожиты годы, что сделано. И, конечно, подумать о дне завтрашнем. И если подводить какой-то промежуточный итог, то могу сказать одно – я счастлив, что прожил свои годы честно, не идя на компромиссы, по крайней мере на постыдные компромиссы ни в творческом, ни в человеческом плане. Надо ли говорить, что эта задача была в советских условиях не из легких… Я не ставил перед собой каких-то глобальных целей философского плана. Вся моя жизнь связана с музыкой, и всеми силами души и ума я стараюсь ей служить, доставляя людям радость приобщения к искусству. И еще, мне думается, я сполна воспользовался тем, что в меня заложила природа. Это очень важно. Так что, наверное, я прожил не худшую жизнь. Мне представилась возможность встретиться и сдружиться с очень многими необыкновенно талантливыми личностями, и не только у нас в стране, но практически во всем мире, общаться с прекрасными музыкантами, работать с первоклассными оркестрами… Собственно, я достиг того, чего хотел. Счастье, по-моему, – когда тебя любят не только близкие, но и совсем чужие люди. И мне выпало такое счастье – любовь огромного числа людей в разных странах. Не так давно сидел я в одном ресторане, вел деловые переговоры по поводу спонсорской поддержки филармонии. Подходит к нам какой-то человек, извиняется, что прерывает разговор, и заявляет, что не представляет без меня Петербурга, что я, как Медный всадник, являюсь символом города, благодарит меня и уходит. Я смутился ужасно, это выглядело, будто я нарочно это устроил… Помощь филармония получила… Это большая удача, когда ты занят именно своим делом. Многие, увы, до конца жизни не могут найти своего предназначения, так судьба складывается. Но если ты нашел именно то, к чему генетически расположен, это большая радость. Я счастлив, что живы-здоровы близкие, что занимаюсь тем, чем мне хочется – любимым делом, самым лучшим, на мой взгляд, что жизнь моя наполнена большим смыслом и она мне по-прежнему очень интересна.
Иногда подолгу слушаю свой оркестр, когда дирижирует мой ассистент. Взгляд со стороны на свою работу необходим. Точно так же, глядя со стороны, оцениваю свою жизнь. Выглядываю на улицу, смотрю на людей и думаю: вот они ходят и не знают, что такое Бах, Брамс, а я знаю! Какой я счастливый! Если у обычного человека пять чувств, то у меня их шесть, потому что я знаю Музыку.
Хотя, с другой стороны, моя жизнь очень суетна и идет параллельно нормальной человеческой. Существование того круга людей, к которому отношусь я, далеко от нормального. Люди часто делают карьеру, зарабатывают деньги, о чем-то переживают, а по существу, это к жизни не имеет касательства. Ко мне это тоже относится: я жертвую собой ради этой ужасной профессии. Конечно, полное погружение в творчество порою спасает от рутины, болячек, проблем возраста, особенно с годами это ощущаешь. Но понимаешь и другое – ты занимаешься делом, крутишься, бегаешь, а жизнь, собственно, идет где-то рядом, она ускользает. Иногда задумаешься: «Боже мой! Мне столько лет, а я еще и не жил»… Я часто завидую людям, которые живут спокойной размеренной жизнью. Но остановиться уже невозможно – в моей профессии нет пенсии, и если работать, так уже до конца, пока могу.
Живите, оглядываясь на поступки
Меня часто спрашивают, как я отношусь к славе? Не думаю об этом, хотя приятно, когда люди рады меня видеть, улыбаются, благодарят. А вообще трудно быть Юрием Темиркановым, потому что от тебя очень многого ждут, зачастую гораздо большего, нежели можешь дать.
Очень ценю в людях независимость. Это счастье – быть свободным, независимым от властей, денег, авторитетов. Ненавижу в людях неумение быть благодарным. Это довольно широкое понятие. Еще неверность.
Сейчас, с высоты своего возраста, мне хочется сказать молодым: живите, оглядываясь на поступки. Чтоб умирать было не стыдно. Чтоб дети, вспоминая вас, гордились вами. Когда я был молод, ко всем наставлениям старших относился снисходительно, думал, что все уже знаю. Но оказалось, по-настоящему что-то понимать в жизни, в профессии, в людях начинаешь ближе к концу жизни. И я очень хочу, чтобы люди поняли все вовремя. Чтобы помнили и ценили хорошее друг в друге и умели быть благодарными.
Надо жить так, чтобы, подводя итог, сказать: у меня были друзья, я не зря коптил небо, я что-то полезное сделал на этом свете. И совсем не обязательно, чтобы это выразилось в наградах и титулах. Самое важное – оставить о себе добрую память! Такую, например, какую оставил мой отец, прожив всего 31 год…
[1] Хагарова Д. Юрий Темирканов. Монолог. Скифия, Санкт-Петербург, 2015.