№ 44-2012-2 |
Алексей Анастасьев _________
Все многочисленные имена этого не самого обширного на земле – 25-го по площади – острова окрашены особой восторженностью. Шри-Ланка означает нечто вроде «почтенная», «священная», «удивительная» земля. Цейлон – официальное название страны до 1972 года – это искаженная европейцами «родина львов», которых в исторические времена тут никогда не водилось. Арабо-персидское Серендиб связано с теми же хищниками. Тапробана, которая значилась еще на картах платоновского времени, в глазах древних греков была местом чудесных превращений и землей великанов.
Все это – из области легенд, скажете вы. Какое отношение такие сказки могут иметь к вполне современной, открытой для туристов и деловых людей Демократической Социалистической Республике Шри-Ланка? А вот, представьте, имеет…
Индия победившего буддизма
«Великая хроника Шри-Ланки», Махавамса, повествует: однажды в полнолуние царь Деванампиятисса, не знавший еще света истины и мудрости, охотился в окрестностях своей столицы, златоверхой Анурадхапуры. Преследуя оленя-самбара, он оторвался от свиты и забрался высоко в горы. Там он, к своему удивлению, обнаружил благочестивого отшельника, сидевшего в глубокой медитации под одиноким манговым деревом. Увидев царя, аскет очнулся и стал предлагать ему всевозможные вопросы. Ответами, продемонстрировавшими логические способности ланкийского государя, благочестивый Махинда, сын могущественного индийского императора Ашоки и известный архат (так в Тхераваде называется тот, кто достиг освобождения от желаний) – а это был он, – остался доволен и, поскольку логика – основа буддистского учения, поведал Деванампиятиссе о его Создателе.
Тот вдохновился и принял новую веру.
Было это примерно за два с половиной столетия до того, как в другой Святой земле, на далеком западе, родился младенец Иисус.
Этому важнейшему событию в цейлонской истории посвящен памятный комплекс близ Михинтале – то есть у горы Махинды. Многие из шестидесяти восьми пещер, выдолбленных в скале для самого монаха и праведников, пожелавших разделить его отшельничество, можно посетить, что ежедневно и проделывают сотни паломников и туристов, взбираясь на вершину по 1840 ступеням. Но вернемся к великим вехам.
Примерно в то же время, когда обратился Деванампиятисса, другой отпрыск Ашоки – дочь, принцесса Сангхамитта, привезла на остров реликвию, с которой началась слава этой «святой земли дальней Азии», – росток от древа Бодхи, под которым принца Гаутаму осенил свет истины в индийской Бодхгае. Росток посадили в Анурадхапуре, тщательно зафиксировав это событие в хрониках. А поскольку до наших дней то, «исконное», дерево не дожило, драгоценнейшим во всем буддистском мире почитается ныне смоковница, которая произросла уже от ланкийской матери.
Прошло еще несколько веков – и страна обрела Зуб Будды. По преданию, его спасла принцесса Хемамала. Дочь благочестивого ланкийского правителя Кирти Шри Махаваны с риском для жизни вывезла его из Индии в 310-х годах. К тому времени на большей части субконтинента восторжествовали брахманы, и наследие Шакьямуни подвергалось опасности. Отважная царевна проникла, как теперь бы сказали, прямо в зону боевых действий и, спрятав реликвию в волосах, под видом мужчины-отшельника доставила ее к себе на родину. Эта история стала самым популярным сюжетом «священной истории» Ланки.
Разумеется, неважно, как в действительности попали на остров эти ростки и зубы. Вероятно, их привезли миссионеры. Важно то, что на Шри-Ланке на веки вечные утвердилась религия Гаутамы. Более того – и в этом уникальность цейлонской судьбы, – остров превратился как бы в «Индию победившего буддизма». Ведь в самой Индии эта религия-философия в первозданном, аутентичном виде почти не сохранилась из-за того, что в пост-ашокские времена была вытеснена традиционным индуизмом с его неприятием какого-либо равенства людей. Но остался на свете осколок земли, где буддизм изначальный живет как основная и процветающая доктрина. Почти 70% населения Шри-Ланки – практически все сингалы – исповедуют ее. Более того, именно на Цейлоне через 500 лет после ухода Гаутамы в мир иной был записан первый буддистский канон – знаменитая Трипитака, «Три корзины».
Раскол и противостояние с «большим братом» (когда-то арабский поэт назвал Серендиб «слезинкой на щеке Индии») давали и дают себя знать, куда ни кинь взор. Главный затяжной сюжет старинной истории Цейлона – борьба с завоевателями из южной части субконтинента, империями Чолов и Пандьев, которые то и дело захватывали огромные куски острова, правили в его столицах и всячески мешали национальному развитию. Обида современных сингалов на древних тамилов, которые, к примеру, разрушили совершеннейшую систему ирригации анурадхапурских царей, благодаря которой вся северная равнина некогда цвела, как сад, подчас воспринимается словно личное переживание. Часть же тамилов современных (индусов и выходцев из Индии – территория тамошнего штата Тамилнад лежит как раз против цейлонского побережья), как известно, до самого последнего времени пытались основать на севере Ланки собственный независимый илам – «родину» и сражались за нее, как тигры. Перечень взаимных болей, бед и обид занимает целые страницы летописей.
С другой стороны, здесь, на Шри-Ланке, как и во всем удивительном южноазиатском ареале, все переходит во все, все примиряется со всем и все во всем прорастает. Местные буддисты – люди стародавней индусской традиции. А индусы с самого начала времен ставили остров в центр своей мифологии. В общем, сплелся вековой кокон, и никому его теперь не распутать.
…Известный храм Келания авторы путеводителей обычно называют второй по значению святыней Ланки, хотя культовый «стаж» тех зданий, что мы видим сегодня, не идет ни в какое сравнение ни с руинами на севере, ни даже с сооружениями более молодого Канди. Только в конце XIX века вырос этот мощный молитвенный комплекс – как считается, на месте прежнего, давно канувшего в Лету. Здесь тоже растет баньян от корня Бодхи. Именно на этом месте проповедовал сам Будда во второе свое пришествие на Цейлон. «Тропа» сюда, похоже, не зарастает никогда – во всяком случае, нашей компании уже с утра пораньше в «пункте приема обуви» (на территорию буддистских святилищ входят только босыми ногами) достались бирочки с номерами 1226–1228. Прошлепав по жесткому гравию, уже во дворе оказались мы в мире страстной молитвы. Такое же напряженное благочестие царило и во внутренних покоях Келании. Но вот что удивило: покончив с буддистскими делами, люди спокойно покидали помещение и, обогнув величественный фикус за оградой, выстраивались в очередь к другому зданию – в форме шатра. Любой желающий, заглянув туда, увидел бы, к своему удивлению, хорошо знакомую по индийскому изобразительному искусству картину: с троичного алтаря, освещенные пламенем свечей, смотрят на вас многоликие и многорукие, «многокобрые» (за спинами вздымается множество змеиных голов) и разноцветные…
– Кто это? – машинально проговорил я, хотя ответ был очевиден.
– Боги, – спокойно ответствовал из-за моей спины наш гид Лакшман. – Господь Сканда, Господь Вишну и Господь Шива. Господь Будда оставляет человека один на один с собой. Он предлагает только глядеть в себя и опираться на свои силы. А человеку трудно без общения с кем-то на небесах. Иногда ведь приходится о чем-то и попросить. Об удаче на дорогах, например. Ведь и нам с вами предстоит дальняя дорога. – И, почтительно склонившись перед Скандой, он прикоснулся сложенными ладонями к шестой справа руке страшного бога войны.
Легко сказать – предстоит дальняя дорога. Для этого нужно сначала вырваться из удушливых тисков Коломбо – самого крупного города страны. Преодолевая пробки и огибая многочисленные участки ремонтных работ, мы миновали классические образцы колониальной архитектуры – Цейлонский банк и главную автобусную станцию. Втянули ноздрями непередаваемые запахи Рыбного рынка, который хоть и работает только с 4 до 8 утра, но пахнет круглосуточно. Проехали парадной океанской набережной Галле – с голландскими пушками и маяком – через так называемый Форт, не слишком приветливый, но блестящий и фешенебельный квартал небоскребов.
Существует несколько версий этимологии слова Коломбо. По одной из них, оно произошло от выражения «оживленная гавань». Уже в этот ранний час город более чем оправдывает это предположение. Коломбо проснулся и высыпал на улицы, которые неизвестно где кончаются. Официальной границы Коломбо давно никто не помнит за отсутствием ее фактических вех – мегаполис годов с 1950-х начал стихийно выплескиваться за ее пределы.
Единственное, что выделяет Коломбо и окрестности из ряда городов – соседей по макрорегиону, – это немыслимое число военных в щеголеватых мундирах. Впечатление такое, что солдат, по виду весьма гордых своей участью (армия, прошу заметить, на Цейлоне добровольная, контрактная и вербуется при помощи рекламы и пропаганды), здесь больше, чем гражданских. Едва ли этому следует удивляться, учитывая, что 26-летняя гражданская война официально закончилась совсем недавно. Тигры освобождения Тамил Илама официально признали свое поражение и велели уцелевшим отрядам сложить оружие 17 мая 2009 года. Считается, что это великое противостояние унесло 64 тысячи жизней – от безвестных крестьянских до жизни индийского премьера Раджива Ганди.
Судьба человека – Ланкийский Ахетатон
–Да, сэр. Представьте себе, вот именно здесь, в храме Исурумуния, я их и нашел. Жутко сказать – уже больше полувека прошло. Тогда это была сенсация. Индийские боги, поклоняющиеся Будде уже в III веке нашей эры! Археолог, начальник моего участка, даже не хотел верить, что они подлинные, этих молящихся богов посылали на экспертизу в Канди, в университет Перадения. Но все сошлось. Мне заплатили, кажется, 20 рупий…
Судьба Вимху Бандары примечательна – даже для «острова чудес». Найденные им осколки скульптур, древние фрески, дарохранительницы-реликварии известны ученым во всем мире. Десятки диссертаций написаны на материалах анурадхапурских древностей. В предисловиях ко многим серьезным трудам значатся благодарности в его адрес. Между тем у него самого нет не то что научной степени – даже формального высшего образования. Выдающийся художник-реставратор, он официально имеет лишь статус «подмастерья» на раскопках. Приведенные им в выставочный вид артефакты демонстрировались по всему миру, а он никогда не бывал за границей.
Вплоть до ухода в 1948 году с Цейлона британцев колониальный Департамент археологии вел работы по всей Раджарате – Земле царей. Так и сегодня принято называть самый посещаемый туристами «культурный треугольник» Шри-Ланки в северной части ее внутренних областей. Его условные вершины – три великие столицы древней Ланки: тысячелетняя Анурадхапура, где мы сейчас и находимся (примерно с 380 года до нашей эры по Х век нашей она оставалась центром островной державы); ее младшая сестра Поллонарува, где царство на два века (XI–XIII столетия) возродилось, перед тем как вновь погрузиться в хаос индусских нашествий, и Канди, который продержался свободным до окончательного английского завоевания в 1815 году. Этот солидный кусок островной территории изобилует историческими достопримечательностями.
Однако пора поторапливаться, если мы хотим до заката успеть взобраться на скалу Сигирию, или точнее – Сингхарадху, то есть «Львиную», бастион главного злодея шри-ланкийской истории, царя Кассапы, и главную жемчужину Раджараты.
Шоссе Раджараты проходят по тем же «руслам», что дороги древнего Ланкийского царства. Основная собственность на селе все еще приходится на долю малых хозяйств и мелкой аренды. Плоды частного семейного бизнеса выставляются на обочины трасс, причем селения специализируются на каком-то одном виде продукции. Тут, скажем, продаются исключительно личи, там – только кокосы. А если неподалеку самый большой в Азии слоновий питомник Пиннавела, гордость нынешнего правительства, то окрестные селяне принимаются за производство бумаги из помета этих крупнейших сухопутных животных.
…За этими наблюдениями мы не заметили, как преодолели почти всю незамысловатую сеть автодорог Раджараты. Позади остались величественные серые руины Поллонарувы, где тоже одно время хранился Зуб Будды. Исчезли за поворотом вертлявые дети, чистящие зубы в широких каналах брошенной столицы – дома-то у них воды подчас нет, а здесь, в охранной зоне ЮНЕСКО, ее еще и фильтруют. Уплыла в яркое солнечное марево знаменитая Галвихара, где каменный ученик Будды Ананда вечно наблюдает, как его каменный Учитель переходит в нирвану.
Миновали мы и стратегическую развилку дорог Царской земли, где сходятся четыре основных ее пути: северный уходит к недавно еще неспокойной тамильской Джафне; по западному наша маленькая компания только что проехала из Анурадхапуры. На восток под громкую музыку в минивэнах, груженных досками для серфинга, отправляются счастливые курортники. Путь на юг ведет к желанной Сигирии через национальный парк Миннерия. 9000 гектаров этого достославного парка – рай земной для диких слонов. К этим животным на Цейлоне относятся с особым почтением.
Слон, между прочим, сыграл роковую роль и в судьбе самого одиозного персонажа ланкийской истории – человека, чьим именем здесь веками пугали детей.
Жил в прекрасной Анурадхапуре в V столетии принц Кассапа, человек, как видно, с темной душой. Власть ему не светила, так как должна была достаться его сводному брату, царскому сыну от старшей жены. Но Кассапа отца своего, государя Дхатусену, сверг и утопил в озере, а лишенный наследства брат едва успел бежать в Индию. Народ, конечно, не одобрил поступка Кассапы и начал роптать. Чтобы обезопасить себя, Кассапа покинул древнюю столицу, велев выстроить новую – вокруг неприступной одинокой скалы высотой в 180 метров без единой козьей тропы. Скала, как считалось, силуэтом напоминала лежащего льва и получила имя Сингхарата – «Львиная земля», в европейской огласовке – Сигирия.
У ее подножия в рекордные сроки выросли обширные кварталы – Кассапа желал, чтобы его город затмил славу всех предыдущих. Кроме того, он старался при помощи искусства и пышных даров заставить высшие силы забыть о его неблаговидном поступке, и его художники создали на высоте 140 метров ланкийское чудо света. Они изобразили там небесных дев-апсар, среди которых нет двух похожих, и ни одна не уступает другой в красоте. Полторы тысячи лет парят они в облаках, и даже в XVIII веке трезвомыслящие голландцы и англичане отказывались верить, что пред ними – дело рук человеческих.
Дворец занял узкое плато на вершине. Оттуда терзаемый тревогой царь каждый вечер вглядывался в горизонт на северо-востоке: не ведет ли войска законный наследник престола. И однажды, конечно же, тот их привел. Царь спустился со своей Сигирии, велев нескольким военачальникам оставаться наверху, следить за ходом битвы и в случае нужды посылать подкрепление. Но боевой слон Кассапы набрел в пылу боя на маленькое болотце и, решив, как всякое разумное животное, обойти его, повернул назад. Генералы же на вершине решили, что царь отступает, и велели войскам делать то же самое. Скоро вся рать узурпатора побежала в беспорядке. Сам он погиб. Слава скальной столицы на этом кончилась. Вскоре лишь несколько монахов-отшельников жили в пещерах на ее склонах.
Сигирия – зрелище особого рода. Оно так же озадачивает, как в Египте Ахетатон после знакомства с Фивами и Мемфисом. Трудно представить себе, что эта каменная гармония, это огромное архитектурное дело было начато, доведено до конца, а потом брошено и проклято всего за 18 лет, тогда как Анурадхапура с Поллонарувой творились веками и простояли века. Здесь воплотилось смятение души Кассапы, который, как истый безумец, одержимый манией преследования, забирался все выше на роковую скалу, рассыпав по ней удивительной сложности и мощи памятники: львиные лапы, которые одни только и сохранились от гигантской скульптуры в профиле скалы, Зал приемов, парящий над пропастью…
Чтобы полюбоваться закатом, Сигирию штурмуют толпы народу, и зрелище действительно впечатляет. Вся Раджарата расстилается под нами. А в том примерно направлении, где солнце садится в растущие к горизонту горы, удаляется старая Кандийская дорога, по которой мы и последуем.
Тройная кабала – Время пошло – Среди океана слонов – Радж и его команда
Многие народы на своем веку имели несчастье жить под колониальным ярмом, но много ли вы знаете таких, которые побывали трижды под разными? Пожалуй, только Шри-Ланку в новые исторические времена захватывало поочередно столько европейских держав. Сначала на ее берегах обосновались португальцы, согласно папской булле о разделе мира считавшие все Восточное полушарие земли своим. Голландцев в самом конце XVII века «пригласили» на помощь против Португалии сами ланкийские цари, которые к тому времени уже отступили в глубь острова, избрали своей резиденцией надежно укрытый в горах Канди и туда же перевезли символ нации – Зуб Будды. Там они и возвели для реликвии храм Далада Малигава, который скоро приобрел значение великой святыни, основного места паломничества и центра всяческих праздников во главе с несравненной церемонией Эсала Перахера. Но вскоре союзники обернулись захватчиками. Прогнав конкурентов, они принялись за «заказчиков», пуская в ход обычные европейские хитрости: не заплатили им, мол, сингалы за военную помощь, нарушили какие-то пункты договоров и тому подобное. Выходцы из Нидерландов оказались посильнее своих предшественников – их отряды по узким горным ущельям добирались уже до самой ланкийской столицы, но взять ее не смогли. Удалось это только ни перед чем не пасующим прагматикам-англичанам. В 1815 году состоялся последний акт этой длинной драмы. Канди пал. Последний царь Шри Викрама был предан приближенными и бежал. Аристократы подписали с англичанами Кандийскую конвенцию в Аудиенц-зале Далада Малигавы. Весь остров отошел к британской короне. 2357 лет истории свободной Ланки окончились.
И все же ланкийцы не напрасно сопротивлялись так долго – дольше всей огромной Индии. Благодаря такой стойкости последняя великая столица выжила и не ушла руинами в историю, подобно тысячелетней Анурадхапуре. Канди и теперь живой и живописнейший в стране город, ее культурная столица, средоточие традиционного национального духа, центр священных, исполненных преемственного смысла действ.
Воздух над долиной Канди начинает понемногу разогреваться на солнце. Город за пределами «запретных» покоев храма зашевелился. Грандиозный призрак Эсала Перахеры разворачивает свои невидимые пока знамена. Действующие лица надвигающейся мистерии, подчиняясь едва ощутимому пока общему ритму, как будто под управлением зависшего в небе над городом дирижера, занимают исходные позиции. И в этом ритме, несомненно стройном, но трудно уловимом для непривычного уха, мы терялись и путались до самого рассвета. Теперь, когда чары рассеялись и «концерт» давно окончен, перебирая воспоминания, я могу лишь воображаемым секундомером разметить его.
14.00. На наклонные, как трамплины, прямые улицы, которые стекаются к Далада Малигаве и озеру Канди с окружающих гор, махауты – храмовые, а прежде царские надсмотрщики слонов – потихоньку выводят свою хоботную кавалерию. Через считанные минуты как-то невзначай оказывается, что кругом – уже десятки могучих хоботов и бивней.
Четверо в ряд тут, трое – там. Слоны, слоны…
14.30. На небесах кто-то вдруг опрокидывает цистерну воды. Через секунду кажется, будто ты не мокнешь под дождем, а нырнул в самое озеро. Перед учреждением со странным названием Департамент буддистских дел мальчик лет тринадцати пытается завернуть маленького, трехлетнего, в хобот. Владелец хобота реагирует довольно раздраженно, так как именно в этот момент к нему подкатил грузовичок со стволами кетхуля – пальмы «кариота жгучая», которую ланкийские слоны особенного любят. Я инстинктивно делаю шаг в направлении этой сцены, но меня мягко останавливает за локоть человек в полицейской форме:
– Это благословение, сэр. В день Перахеры считается удачей, если слон обнимет дитя хоботом.
– А если покалечит?!
– Нет, сэр, ведь это благословение.
Звенят стальные цепи, спутанные замысловатым узором на слоновьих ногах. Безопасность – прежде всего.
Еще дома в одном путеводителе я читал, как автор сокрушается: на Цейлоне, мол, осталось всего около 2500 представителей Elephas maximus. Не знаю. На глаз в день Эсала Перахеры я видел не меньше. Разве что все слоны Ланки собрались на праздник…
16.00. Всякое колесное движение прекратилось. Тысячи жаждущих видеть заполнили все свободное пространство, за исключением узкой полоски в середине проезжей части. Увешаны телами обветшавшие колониальные козырьки и арки. Заставлены пластиковыми стульями открытые пролеты строящихся домов – уровень 3-го этажа стоит 15, второго – 20 долларов, неподъемные суммы для большинства собравшихся. «Партер» – щербатые тротуары «по очень разумной цене» – забит простым людом, как трюм античной галеры. За возможность встать на каждые два метра ближе идут шекспировские сражения. Внутри храмовой ограды сидят только «блатные» – родственники и знакомые полицейских, служителей Далада Малигавы, самых важных участников шествия. Места на единственной трибуне «для высоких гостей» – членов правительства и иностранных «делегатов» – не продаются. Стулья здесь такие же «пляжные», но к каждому прикреплена бумажка с именем.
Можно, кстати, себе представить, что творится, когда раз в три года монахи не просто выносят Зуб в реликварии, а демонстрируют его толпе. Случались обмороки и даже летальные исходы.
19.30. Из ниоткуда перед нами материализуется Лакшман и увлекает в спасительную свободу от давки – на территорию храма. Темнеет. До начала Перахеры – час. Все башни всех святилищ Малигавы уже одеты в гирлянды. Мы с фотографом впервые попадаем на главный, второй этаж основного здания. Туда, где в небольшом ковчеге за золочеными воротами столетиями покоится символ мирового буддизма.
События начинают развиваться четко, как на военном параде. Хлопок в ладоши где-то за кулисами – и из левого придела показывается старик со сморщенным лицом, в белоснежной одежде (на Перахеру всем желательно являться в белом) и плоской красной шапке – представитель династии, которая уже лет триста исполняет обязанности хранителей Зуба.
Распахивается калитка ограды перед ковчегом, чтобы впустить человек тридцать мужчин и женщин. Это делегаты от храмовых общин со всего острова. Наблюдать за выносом реликвария – награда за особое благочестие…
Медленно раскрываются золоченые ворота. Начинается тягостный «обратный отсчет» времени. Сотни барабанщиков с нарастанием бьют в свои инструменты: эй, проснитесь, сейчас начнется! Сейчас!! Сейчас!!! Сейчас!!!! А в каждом закоулке, в каждом притворе, за каждой перегородкой и ширмой уже прячутся будущие участники шествия: гвардейцы старосты Малигавы почтенного Прадипа Ниланги Делы, гуттаперчевые мальчики на ходулях, танцоры, музыканты, жонглеры, огнеглотатели, тамбурмажоры…
21.00. И вот в одну секунду темное, заряженное ожиданием пространство озаряется огнями разного калибра, цвета и интенсивности, которые прыгают и скачут, словно фонари, направленные в лицо, и не успеваешь ты привыкнуть к световой феерии, как над прихотливой архитектурой арочек и шпилей Далада Малигавы взвивается со свистом и взрывается в темном небе сигнальная ракета. Ворота отворяются – снова слон. Но слон особый, около 4 метров ростом, – Радж, гордость и «предводитель» огромного храмового стада, рассредоточенного по всем священным местам Шри-Ланки. Его бивни закованы в золоченый металл, голова и спина накрыты попоной, столь пышно расшитой райскими птицами, лотосами и мигающими электрогирляндами, что веришь: перед тобою точно «радж» – царь.
По бокам – двое гигантов чуть пониже: один несет подлинные древние списки Трипитаки, сделанные на листах тальпиотовой пальмы, другой везет Хранителя Зуба и Главного Махаута. На спине Раджа, поверх «царской мантии» – несколько подушек, на них – нечто вроде низкого стола; на столе, в белокаменном блеске – она, дагаба, а в дагабе – он, Священный Зуб.
Так начинается Перахера – грандиозное подобие «крестного хода», в котором третья (а по времени возникновения, конечно, первая) мировая религия раскрывает перед нами свою парадную сторону в самом, пожалуй, впечатляющем шествии из всех виденных мной в жизни.
– А что это у Раджа на шее? – спросил я у Лакшмана, глядя на закрепленную на загривке слона странную коробку, покрытую материей, как ящик фокусника, и думая про себя: «Наверняка нечто глубоко символическое».
– Блок питания с батарейками, – флегматично отозвался проводник. – А на чем, по-вашему, вся эта светомузыка работает? Чудес ведь не бывает. Даже на Шри-Ланке. Точнее, каждый должен потрудиться, чтобы создать свое чудо.
И словно в доказательство этого истинно буддистского догмата буквально изо всех дверей, загонов, террас, отворотов улиц и подземных гаражей Далада Малигавы на церемониальную дорогу «посыпались» слоны. Десятки и десятки, в разных «одеждах», с различным числом наездников и в сопровождении разнообразных танцующих эскортов, но неизменно с дающим свет приспособлением у основания мощных черепов…
Четыре часа продолжалось фантастическое действо. Четыре часа щелкали длинными бычьими хлыстами профессиональные гонители злых духов. Четыре часа несравненные доморощенные акробаты ходили на руках и головах. Фейерверки летели в ночное небо. Флаги, многополосные буддистские и ланкийские со львом, реяли над толпой. Четыре часа катились по берегам озера Канди волны сумасшедшей человеческой энергии.
Чайное народное хозяйство – Экваториальная Шотландия – Безмолвие: белое и еще белее
Курорт Нувара-Элия находится в самом сердце Центрального нагорья, у подножия высочайшей вершины Шри-Ланки, горы Пидуруталагала. В то время, когда в Раджарате, Коломбо или Тринкомали люди боятся войти в храм, потому что раскаленный песок грозит сжечь ступни, в каких-то 100–150 км крестьяне окучивают грядки с морковью, салатом-латуком, луком, рвут малину с кустов и выращивают кукурузу. Экваториальной Шотландией звали колонисты-британцы юг Центрального нагорья и охотно строили здесь свои виллы и усадьбы. Колониальная эпоха уже 60 лет как закончилась, но многие полезные традиции пришельцев Шри-Ланка чтит и развивает. Самая наглядная из них сейчас расстилается перед нашими глазами на высоком склоне – классическая достопримечательность, элемент английского наследства, статья дохода, визитная карточка Цейлона: на этих высотах начинается царство чая. Того самого «чая со слоном», который так любили несколько поколений наших соотечественников.
Начиналось же все, как ни странно, с кофе, который до 1860-х годов составлял главную статью сельскохозяйственного дохода Британской империи на Цейлоне. Но буквально за несколько лет случайно занесенный из Америки болезнетворный паразит уничтожил всю кофейную индустрию. Раздосадованные колонизаторы упорно пытались возделывать то одну, то другую полезную культуру, пока наконец почти случайно не обнаружили, что завезенный из Индии ассамский чай (а точнее, гибрид его с высокогорным китайским) дает здесь в прямом и переносном смысле прекрасные плоды.
Бизнесмены и агрономы устремились в сердце Цейлона. Но кому обслуживать все это стремительно увеличивающееся богатство, кто возьмет на себя первичную кропотливую работу, не поддающуюся никакой механизации, – срывать только двойные сросшиеся листочки с пестиком посередине? Решение изобретательные британцы нашли быстро – это будут пальцы работниц, привезенных из Южной Индии (местные жители неохотно селились на такой высоте). Широкая трудовая тамильская иммиграция позволила великой чайной империи Цейлона достичь процветания. Давно покинули свои владения старые европейские хозяева, давно национализировано все цейлонское чайное море. Но вот уже которое поколение «индийских» (как их здесь все еще называют) тамилов живет в тех же «рабочих поселках», куда когда-то заселили их предков. Кто поудачливей – устраиваются фасовщицами или, к примеру, шоферами на фабрики: там платят получше. Но это, как правило, карьерный предел. Весь цикл жизни человека, рожденного в тамильском «чаесборочном» поселке, расписан. С пяти лет – дошкольное учреждение. Два-три воспитателя ежедневно наблюдают за гурьбой ребятишек, пока их матери в поле. Затем – школа. Все предметы преподаются одним учителем. Конечно, только по-тамильски. Потом, с 18 лет – работа, работа, работа до пятидесяти пяти, когда каждый получает право на вполне солидную государственную пенсию. Медицина – тоже за казенный счет, при каждой плантации работает фельдшер или даже дипломированный врач – самый образованный и мыслящий человек на деревне, лицо «чайной интеллигенции».
Вполне можно понять правительство Индии, которое долгие годы обращалось к ланкийскому с просьбой продать ему хотя бы часть этих земель или позволить за свои деньги расширить храмовый комплекс Сита Амман, построенный на месте, где, как считается, несчастная царевна Сита, похищенная невеста Рамы, пребывала в заточении у царя демонов. Цейлонские власти отказали, однако сами взялись финансировать расширение Сита Аммана. И надо заметить, в этом есть мифологическая логика – строго говоря, вся система просторных горных плато к югу от Нувара-Элии есть одно сплошное святое место индуизма. Все пространство – до самого Конца мира…
По «неканоническому» – не отраженному в эпосе – преданию, магически одаренный премудрый помощник Рамы Хануман в поисках Ситы наткнулся на Великий Предел. Перед ним «без всякого предупреждения» разверзлась бездна, преодолеть которую даже ему было не по силам. Конец мира, каменный обрыв глубиной в 2000 метров – вот что представилось его взору. Естественно, современные ланкийские власти поступили бы неразумно, если бы не использовали впечатляющие возможности этого захватывающего природного аттракциона.
Они и используют их – причем в полной мере. Только для того, чтобы добраться до входа в национальный парк, получивший свое европейское имя в честь жены британского губернатора сэра Роберта Уилмота-Хортона в 1834-м, надо проявить себя почти что Хануманом, причем небедным Хануманом. Рейсовые автобусы сюда не ходят – только специальные экскурсионные. Придется брать такси, это около 4000 рупий – долларов 35. За вход с вас возьмут еще 50 долларов, причем таксисту придется вас ждать все три-четыре часа – среднее время прохода пешего маршрута в хорошем темпе. А если вы, паче чаяния, заблудитесь, что вполне возможно (здесь вам не парк культуры и отдыха, указатели нередко отсутствуют или противоречивы), и не вернетесь к исходной точке до 18.00, за вами вышлют поисковую группу, каждые 10 минут работы которой тоже встанут в копеечку.
При этих условиях и обстоятельствах около трех часов пополудни, нацепив вязаные шапки (их можно купить у входа), мы отправились в поход, чтобы увидеть естественное чудо света: посмотреть на святую землю буддизма с высоты выше птичьего полета и убедиться, что мир кончается именно здесь.
Приходилось ли вам встречать толпы народа в настоящей дремучей чаще, где стена деревьев вокруг – абсолютно нетронутая и такая густая, что приходится продираться? Пространства до обрыва остается мало, растения теснятся и хитрят в борьбе за место под солнцем: лианы оплетают дубы, дикий перец корни пускает в землю, а сам по чужой листве тянется к высоким кронам, орхидеи вообще заделались эпифитами – растут прямо из чужих ветвей. Тем не менее по всем этим буреломам скачут сотни ланкийских граждан от 10 до 80 лет. И при этом, конечно, издают такой немыслимый шум, что услышать рев леопарда из чащи, анонсируемый при входе в парк, не представляется возможным.
Эпическое чувство, охватывающее путника, несмотря на этот галдеж, – это чувство приближающегося Конца. Можно сколько угодно описывать физические вехи, на это ощущение наводящие. Рев невидимых за стеной леса водопадов, где вода, судя по протяжности звука, обрушивается в никуда. Бесконечный едва заметный подъем дороги. Философическую горнюю игру светотени на колышемых ветрами полотнах трав. Бесполезно. Ты просто идешь и знаешь – скоро Конец. Вдобавок нам повезло: там, на Хортон-плейнз, нас застал величественнейший перелом ланкийского климатического цикла – переход от засушливого сезона к влажному. Устанавливается погода, пасмурная или ясная, на долгие месяцы, но смена происходит почти одномоментно. В данном случае она совершилась за те 14 минут, что отняла у меня дорога от Малого предела мира к Большому (их, то есть, попросту, грандиозных смотровых площадок – две, с перепадом высоты в десяток метров). В результате я насладился обоими вариантами зрелища: и бесконечным простором почти до самого океана, и Великим белым безмолвием, для описания которого почти нет слов. Нахождение внутри этого, как ни назови, бесцветного космоса, океана соляриса оказывает жутковатое воздействие на психику, и не только европейскую. То-то даже школьники, подошедшие к краю одновременно со мной, приумолкли, и воцарилась Тишина. Если глядеть отсюда на единственный оставшийся в поле зрения объект – осколок скалы метрах в пяти по правую руку, то видно, как туманный дым на глазах охватывает ее, словно пар из кипящего чайника – только холодный! И возникает непреодолимое желание завершить разом все земные дела и рухнуть в этот Другой мир. К тому же не верится, что, пролетев положенные два километра, разобьешься, – клубы вокруг производят впечатление субстанции не совсем бесплотной. Авось самортизируют падение? И гравитация «отменяется» сознанием в такой среде: небо представляется гораздо ближе, чем земля, – ведь его, в отличие от нее, видно в узком просвете над маревом…
Пресловутое Белое безмолвие нам пришлось испытать еще раз, причем при гораздо менее комфортных обстоятельствах – перед тем как покинуть Центральное нагорье. Подъем на Пик Адама, знаменитую Шрипаду – Гору Следа, который буддисты приписывают Шакьямуни, особо патриотически настроенные сингалы Саману, Его первому ланкийскому ученику, мусульмане собственно Адаму, а христиане Святому Фоме, – в путеводителях представляется прогулкой если не легкой, то вполне доступной: 5000 ступеней, вырубленных в скале. Но это только в сезон – с декабря по апрель. Поздним же летом и ранней осенью на уровне выше 1800 метров (общая высота пика – 2243 метра) дуют такие ветры, бьет такой град, так оледеневают ступени и так трудно дышать, что восхождение, мягко говоря, не приносит никакого удовольствия. Пролеты, один круче другого, возникающие из ниоткуда, способны довести до отчаяния. Следа, впрочем, увидеть не удалось – не в сезон наверху живет только один монах, похоже слегка обезумевший от одиночества и слепящей белизны. Он жует бетель и предлагает напиться чаю, но внутрь маленького храма, поставленного поверх священного отпечатка, пустить не может: ключ почему-то увозят на это время в Коломбо, в Национальный исторический музей.
Сапфировый дым – Улыбка ланкийской удачи
Первичная оптовая торговля только что найденными драгоценными камнями на импровизированных скупочных торжках в Ратнапуре, столице провинции Сабарагамува на юго-востоке острова, держится на зыбких правилах и законах. Государство то и дело пытается слегка поприжать этот бизнес, управляемый, кстати, в основном мусульманами – от средневековых арабских купцов унаследовали они это прибыльное занятие.
Часам к семи утра к длинному ряду унылых барачных будочек вдоль переулков стекаются усталые, невыспавшиеся рабочие. В Ратнапуре процентов 80 мужского населения ежедневно без передыху копается в земле – ищет сапфиры и рубины. Остальные 20 обслуживают эту древнюю индустрию. Шри-Ланку по сей день эксперты считают самой перспективной страной в мире по части добычи драгоценных камней, так что древняя отрасль год от года расширяется. К восьми подтягиваются покупатели – солидные дядьки в тканых халатах и джинсах хороших марок, вместе с оценщиками. Впрочем, эти две роли часто совмещаются. Крупнейший (400 каратов) сапфир в истории, «Голубая леди Азии», был найден именно здесь (а теперь украшает британские королевские регалии). Аквамарины, аметисты, кошачий глаз – тоже не редкость в Ратнапуре. Само это название и означает – Город драгоценных камней.
…Продавцы и покупатели минут 5–10 кружат друг вокруг друга. Из карманов достаются сверточки со вчерашним уловом – как правило, найденное заворачивается в мелкие купюры – на удачу. Несведущему человеку невозможно опознать в этих заляпанных грязью бурых сгустках будущие сверкающие сокровища. Но участники ратнапурского торга, конечно, опознают. Две-три вспышки специального карманного фонарика, короткий диалог о чистоте воды, потере веса при огранке и тому подобном – и стороны удаляются в барак, где всегда стоят стол и два стула. Через несколько секунд оба выходят – сделка завершена. Покупатель спешит к себе в мастерскую (обычно спаренную с оптовым магазином), рабочий с деньгами – увы, не к себе домой. Он спешит к хозяину – владельцу или, чаще, арендатору участка. О том, чтобы рыться в собственной земле и для себя, вопрос не стоит – у большинства нет таких денег. Даже те, кто арендует эти клочки земли, – люди небогатые и, если не повезет, вполне могут разориться. Так что успех их полностью зависит от нанятой «живой силы» – неудивительно, что хозяева часто даже заставляют работников лезть в шахту голыми, а по возвращении тщательно их осматривают. Работники же мечтают… Понятно, о чем: однажды найти действительно крупный камень.
Ланкийцы гордятся богатствами своей земли. И это очень в ланкийском характере: себя показывать. В самом лучшем смысле слова. В художественном – посмотрите, как отливают на солнце апсары Сигирии. В философическом и мировоззренческом – любой монах или просто образованный человек, спроси его о чем угодно, что связано с пресловутым «индобуддизмом», остановится и станет обстоятельно вам все рассказывать.
Ланка обращена к миру с распростертыми объятиями. Едва обретя гражданский мир, она зовет к себе гостей. Не только для заработка – она просто любит общаться. И поверьте, от общения с ней получаешь удовольствие.
Большинство фотографий для оформления статьи предоставлены лично Его Превосходительством Чрезвычайным и Полномочным Послом ДСР Шри-Ланка в РФ господином Удаянга Виратунга
Печатается с изменениями и дополнениями по: Вокруг Света. 2009. № 10.Печатается с изменениями и дополнениями по: Вокруг Света. 2009. № 10.
Алексей Анастасьев. За Зубом Будды